— А полог, драпировка то бишь, был открыт полностью, или как сейчас, несколько задвинут? — уточнил Гаевский.
Коридорный на миг замолчал, припоминая.
— Кажется, был полностью открыт. Или нет? — в его голосе прозвучало сомнение. — Не отложилось у меня в памяти. Скорее всего отодвинут полностью.
— Но ты точно именно этого человека видел?
— Клянусь. Готов поклясться на любой иконе. Именно убитый спал. Живой и невредимый.
— А свет горел в комнате?
— Света не было, но света достаточно падало из коридора. Можете сами проверить. Я смотрел со стороны ног, к голове не подходил, поскольку незачем. Но черты лица узнать можно было.
— Дверь запер, уходя?
— Так точно-с. У меня ключ от всех дверей.
— А когда утром зашёл в номер, то дверь оказалась отпертой? — выспрашивал Гаевский.
— Никак нет, запертой. Своим же ключом открывал.
Сыскные агенты снова переглянулись. Коридорный рассказывал чрезвычайно ценные вещи.
— Ну, ладно, оставим это, — вмешался Иванов, — Расскажи-ка про девицу. Какая из себя?
— Я же говорю — гулящая за деньги. Видная, высокая, кр-р-расивая, волосы рыженькие. Сама, чувствуется, молоденькая, тоненькая. И смех такой…
— Какой?
— Ну, не знаю… мелкий. Хи-хи-хи, — Алексей попытался повторить девичий смех, но искусство пародии явно не было в числе его талантов; смех получился карикатурным.
— Узнать сможешь?
— Ну… думаю, если с близкого расстояния, как тогда, когда видел её, то да, смогу. В вуальке была и лицо прятала. Я ведь, знаете, минут через пятнадцать после их заселения заходил к ним, принёс ножи для фруктов и бокалы для вина, как господин заказал.
— И что же, она по-прежнему была в вуальке? — уточнил Агафон Иванов.
— Не могу знать. Разговаривала со мной из-за портьеры. Уж и не знаю, была ли она уже в постели или просто спряталась от глаз моих…
— Опиши подробнее. Высокая — это примерно какая?
Полозов подобрался, и, боясь что-нибудь напутать или упустить, стал припоминать, слегка щурясь и глядя куда-то вдаль.
— Думаю, два аршина десять-одиннадцать дюймов. Да. Мне она была вот так, — он показал рукой себе на бровь. — Кожа очень белая, чистая, не конопатая, румяна наложены сильно. Волосы рыжие… я бы даже сказал, оранжевого оттенка, слегка опущены на уши, вьющиеся, пушистые.
— Подбородок как расположен: нормально? выдвинут вперёд или наоборот, сдвинут назад?
— Подбородок овальный, обычный, прикус нормальный.
— Уши как расположены: топорщатся? или прижаты к голове? мочка выражена? серёжка сильно мочку оттягивала?
— Нет, уши не топорщились, не лопоухая, значит. Мочка обычная, ни большая, ни маленькая.
— Козелок и противокозелок рассмотрел? — допытывался Иванов.
— А что это такое?
Агафон оттопырил собственное ухо и кратко объяснил коридорному названия отдельных эелементов ушной раковины.
— Извините, господин сыскной агент, не рассмотрел я, — взмолился Полозов. — Я ж говорю, волосы как бы на уши находили, прикрывали верх ушей.
— Хорошо, а что с шеей? Длинная? котороткая? складки на шее заметны?
— Шея длинная, да только женщина была в газовом шарфике, жёлтом.
— Глаза? — продолжал расспрашивать Агафон.
— Под вуалькой не очень можно было рассмотреть, но не тёмные, не черные — это точно. Может, серые или зеленые. Да, вот ещё: у рыженьких глаза часто бывают цвета испитого чая.
— Ямочки на щеках и подбородках? Мимические морщины? Родинки?
Сыщики довольно долго бились с коридорным, пытаясь узнать от него детали словесного портрета неизвестной женщины, да толком так ничего и не узнали. Описание примет, данное Полозовым, несмотря на всё старание коридорного, получалось всё же весьма общим, без каких-либо точных деталей, способных резко упростить поиск проститутки.
Уже в конце разговора с Алексеем в номер вошли только что подъехавшие чиновники следственной части прокуратуры: товарищ прокурора Павел Николаевич Грибанов, делопроизводитель и секретарь. Оставив коридорного беседовать с вновь прибывшими лицами, сыскные агенты вернулись в гостиную, явно озадаченные услышанным от Полозова.
— Странная какая-то проститутка, — пробормотал Гаевский, — даже полотенцем не воспользовалась. Что же это означает: они плотской любовью вовсе и не занимались? Но ведь провели вместе пару часов — с полуночи до двух!