— Ну, черт возьми,— смущенно ответил Слейтер,— я-то знаю собственные недостатки. Вот я и подумал, что телеграмма о маминой болезни — возможность, ниспосланная богом.
— Ниспосланная богом! — фыркнул Альварец.— Но, возможно, организованная кем-то на земле? Вот что я скажу вам, Пол. Для меня не новость, что вы стали колебаться и дрожать. Небольшое давление, оказанное на вас полицией, привело к тому, что вы буквально развалились на части. Когда вы нервничаете, я тоже начинаю нервничать. Правильно, я хочу, чтобы вы поехали еще раз. Я долго готовился. И этот удар по голове, на мой взгляд, вполне укладывается в ситуацию. Вы колебались и, приняв наконец решение, избрали очень глупый и бесчестный путь. Почему? Вы были злы на меня за это так называемое давление?
— Страшно дешевые рассуждения. И неверные.
— Это мы узнаем. Потому что в одном я уверен. Сегодня вы узнаете, что такое настоящее давление, и мне кажется, вы правы, вы не из стойких парней.
— Нет, нет! Не применяйте ко мне физической силы, Луис. Ни ко мне, ни к моей жене. Я не герой. Но я и не баран. Когда вы вытащили меня из самолета и сказали, что у вас Марта, вы меня действительно напугали. Я был готов выполнить все, что вы мне приказали. Но потом я стал размышлять. Рассмотрите такую возможность, Луис, что, если не я украл ваши ценности? Только допустите, что это сделал кто-то другой. Каким образом я смогу вас разубедить? Единственное, что я мог бы сделать, это найти украденное и вернуть вам, но я не могу этого сделать, потому что не знаю, где искать. Мне известно, что вы делаете с предавшими вас людьми. Бррр…
Он издал приглушенный звук, который, видимо, сопровождался соответствующим жестом.
— А если вы убьете меня, вам придется убить Марту тоже, я же не хочу, чтобы такое случилось. Поэтому я написал письмо. Оно будет обнаружено утром, если я раньше не порву его. Вы понимаете, что, если меня убьете, я этого сделать не смогу.
— Что в этом письме?
— Решительно все! Факты и цифры. Понимаю, вы сможете отвертеться от обвинения в контрабанде, у вас большие связи. Поэтому я добавил признание о том, что случилось с Альбертом Воттсом.
— В этом же нет ничего страшного.
— Вы так считаете, да? Я знаю, что вы обезопасили себя всякими там алиби. В подобных случаях вы проявляете особую осторожность. Поэтому я заявил, что мы сделали это вместе.
После минутной тишины Верблюд вкрадчиво произнес:
— Мой бог, Пол!
— Я знал, что это произведет на вас впечатление. Я написал, что вы убедили меня не беспокоиться из-за алиби. Вы сможете найти массу людей, готовых показать под присягой, что мы находились где-то в другом месте в ту ночь. Но никакие устные признания не устоят перед написанным признанием, Луис. Я подробно описал, как мы это сделали. Я всего лишь вел машину, естественно. Вы же пустили в ход нож.
— И вы подписали этот поразительный документ?
— Чего бы он стоил без моей подписи? И я не думаю, что он плохой, хотя у меня практически не было времени на обдумывание. Если вы нас отпустите, у вас не будет никаких неприятностей. Но если полицейские найдут меня в канаве с перерезанным горлом, вы знаете, что они подумают. Подумают, что вы прикончили меня, чтобы удержать от признания, не зная, что я уже написал его и подписал. Так что если вас не вздернут за одно убийство, то за второе — непременно.
Альварец недоверчиво пробормотал:
— Мой бог, что будет, если кто-нибудь найдет это письмо прежде, чем вы его изымите?
— Не найдут,— уверенно ответил Слейтер,— и не воображайте, что вам удастся проследить за мной и схватить меня после того, как оно будет у меня в руках. Я намерен перерезать ваш телефон и позаботиться о том, чтобы ваши машины не двинулись с места без солидного ремонта.
Вновь наступила тишина.
Шейну показалось, что он ощущает напряженность, наполнившую комнату. Верблюд приглушенно воскликнул; раздался звук удара.
— Дегенерат! — прошипел Верблюд.— Надеюсь, вы не воображаете, что сумеете меня одурачить дважды за один вечер? Мне не нужно перерезывать тебе глотку. Это было бы слишком быстро. Нет, мы будем действовать медленно, чтобы ты почувствовал каждую минуту сполна. Потом мы переключимся на твою жену, к радости Жозе. Ты говоришь, что боготворишь ее? Когда он закончит, мало что останется боготворить.
— Письмо…
— Но как ты не понимаешь, Пол? То, куда ты спрятал письмо, просто еще одна вещь, которую нам придется узнать.
Он повысил голос, вызывая бармена:
— Эл!
Глава 12
Когда Альварец позвал Эла, Шейн двинулся с места и кивнул Повису. Они метнулись к балюстраде. Осторожно подняв голову, Шейн увидел, что Эл успел прибежать из столовой. Теперь он стоял возле стула Слейтера, которому Альварец связывал руки.
Шейн и Повис быстро перебрались через балюстраду. Низко согнувшись, они миновали окна столовой. Добравшись до гаража, остановились для совещания.
— Это становится серьезным,— сказал Повис.
— Вы все еще со мной?
— Да. Я хочу усадить Слейтера на этот самолет не меньше, чем вы. Сколько у нас противников?
— Верблюд и Эл в столовой, нет, в гостиной. Двое в спальне с миссис Слейтер, еще двое где-то в доме. Думаю, нам не надо учитывать таксиста, он будет соблюдать нейтралитет.
Повис махнул рукой.
— Пустяки, по три человека на брата. Надо расправиться с ними по очереди. Полагаю, мы справимся.
— О'кей. Начнем со спальни. Я беру того, что на кровати.
Они обошли вокруг дома, прошли мимо кухни, которая по-прежнему выглядела пустой, осторожно пробрались через освещенный участок газона и террасу, но как только оказались внутри, необходимость соблюдать меры предосторожности отпала. Таксист включил радио на максимальную мощность, слушая соло на трубе Луиса Армстронга. Повис быстро шел за Шейном по устланному ковром коридору.
Острая боль в груди Майкла сменилась тупой, которая напоминала ему о том, что он не может действовать в атаке с присущей ему яростью.
Представив себе последовательность комнат по расположению окон на фасаде, они добрались до двери спальни. Шейн многозначительно посмотрел на Повиса. Тот вынул трубку изо рта, выколотил ее о каблук ботинка и сунул в нагрудный карман.
Шейн медленно повернул ручку, мускулы у него напряглись, он немного отпрянул назад, потом изо всей силы толкнул дверь плечом. Человек, сидевший на стуле, свалился на пол.
Шейн оставил его на Повиса. Физиономия Жозе, лежавшего на кровати, от изумления поглупела еще больше. Марта, находившаяся на полпути между кроватью и дверью, замерла на месте, когда увидела Шейна. Ему пришлось обходить ее, и этих потерянных мгновений оказалось достаточно, чтобы Жозе пришел в себя. Он вскочил и нанес Шейну удар ногой. Острый нос ботинка врезался Шейну в бок. Боль была такая, что на какое-то мгновение Шейн, вцепившийся руками в Жозе, отключился и упал на него. Упав, Шейн пришел в себя и ударил выродка по правой руке. Жозе нацелился скрюченными пальцами левой руки ему в глаза, но Шейн отвернул в сторону голову, и ногти царапнули его лишь по щеке. Только тут Шейн обнаружил, что не в состоянии поднять левую руку. Пришлось усилить давление правой, так как Жозе задумал выбраться из-под него.
Прошло несколько секунд. Толсторожий парень теперь распростерся на полу. Он был без сознания. Повис лизал окровавленные косточки левого кулака. Быстро наклонившись, он извлек откуда-то из-под одежды парня пистолет.
Снаружи в коридоре послышались шаги бегущего человека. Повис выскочил из спальни, держа пистолет за спиной.
Жозе отчаянно пытался выбраться из-под Шейна. Майкл медленно оттеснял его к спинке кровати, используя свой большой вес. Но левая рука детектива по-прежнему висела плетью.
— Майкл, вы покалечились! — закричала Марта.
— Отойдите! — рявкнул он сквозь стиснутые зубы.
Марта искала взором какой-нибудь предмет, которым можно было бы ударить Жозе. Джазовая пьеса приближалась к кульминации, и диктор начал рассказывать слушателям о целях какого-то благотворительного концерта.