— Больше никто не думает…
— У Воттса, который донес на контрабандистов, не могло быть спокойно на душе. Он ни за что не стал бы напиваться в туземном баре, не оставался бы наедине с человеком, которому не мог полностью доверять.
— И это все?
— Полагаю, почти.
Сирена звучала все ближе.
Марта сказала:
— В таком случае, это пустяки, я буду бороться. Я не уступлю ни в чем.
Ее лицо внезапно исказилось от приступа боли, на шее выступили вены. Она сильнее вцепилась в руку Шейна.
— Боже мой, начинается! — прошептала она. Через мгновение продолжила: — Не ждете ли вы, чтобы я сказала, что сожалею? Все это домыслы, теория. Вам нелегко будет уличить меня в контрабанде. А что касается убийства…
— Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто убил Воттса,— устало произнес он.— Чтобы застрелить мужа, вы воспользовались чужим пистолетом, так что, возможно, тут к вам нельзя будет придраться. Но я убежден, что смерть Воттса они сумеют повесить на вас. Им многое не требуется. Кого-то, кто когда-то видел вас вместе, кого-то, кто заметил, как его вытолкнули из машины. Следы крови на сиденье — прекрасная улика. При подобных обстоятельствах всегда бывает много крови. Брызги летят во все стороны, а не только на одежду.
Марта повернула голову, чтобы посмотреть на него, когда карета остановилась у обочины.
— Вы должны ненавидеть меня, Майкл.
— Ненависть слишком сильное чувство. Я испытываю только… гадливость.
Двое санитаров выскочили из машины с носилками.
Шейн продолжал стоять около Марты.
— До сих пор поражаюсь, как вы не оценили Слейтера,— произнес он задумчиво.— Вот уж где вам воистину повезло. Он же знал, что стреляли в него вы, но хотел, чтобы вы улетели и воспользовались бриллиантами. Потому что считал себя во всем виноватым. Он воображал, что именно он превратил вас в человека, способного убить собственного мужа ради денег. Это он развратил вас до такой степени, что деньги стали для вас главным в жизни.
Когда я думаю об этом, меня буквально мутит. И я, естественно, начал задумываться над тем, почему вы в первый раз овдовели. Вы утверждали, что Фреда Бейнса застрелил похититель драгоценностей, но этот тип упорно доказывал свою непричастность к гибели Фреда. И теперь я смотрю на это дело уже иначе.
Она впилась в него взглядом.
— Вы чудовище! Будьте вы прокляты, будьте прокляты! Я его не убивала…
Теперь она уже истерично кричала, потому что снова начались боли.
— Я вынуждена была убить Воттса. И Пола тоже. Как вы не понимаете? Начав, я должна была довести дело до конца, чего бы это ни потребовало и куда бы ни привело. Но не Фреда. Я любила его! Он был единственным мужчиной…
Он встал. Он ей не верил. У одного из санитаров в руке был шприц. Шейн тупо смотрел, как игла вошла в тело. Медленно и осторожно они переложили Марту на носилки.
— Я этого не делала,— рыдала она.— Вы ужасный, ужасный…
Ее голос затих, она со вздохом закрыла глаза.
Когда один из санитаров проходил мимо, Шейн вопросительно посмотрел на него. Тот покачал головой.
— Никакой надежды.
Они засунули носилки в машину, она тихонечко тронулась с места, зазвучала сирена.
Появилось «шевроле» Мэллоу.
— Я так и подумал, что это твоих рук дело, Майкл,— сказал он, вылезая из машины.— Я слушал о случившемся по радио.
Шейн смотрел вслед санитарной машине, его лицо совершенно ничего не выражало.
— Марта? — спросил Мэллоу.
— Да-а,— угрюмо протянул детектив и с усилием повернулся к исковерканному велосипеду.— Бриллианты. В раме.
— Ну и ну! — воскликнул Мэллоу.— Не сомневался, что ты доведешь дело до конца, особенно когда речь зашла о больших деньгах.
— Что? — спросил Шейн, потом вскинул голову. В одно мгновение чувство подавленности пропало. Все встало на свои места.
— Взгляни-ка на добычу, Джек. Двадцать процентов от ста двадцати тысяч…
Мэллоу презрительно покосился на него:
— Откуда ты взял эту цифру?
— Альварец жаловался, что он столько потерял, когда его ударили по голове.
— Ну, это «оптовая» цена, как ты понимаешь. Мы передадим камни на аукцион и получим почти рыночную стоимость. Что-то около четверти миллиона, если не больше, раз он рассчитывал на сто двадцать.
Он пошел за велосипедом.
— Но я должен тебя сразу же предупредить: тебе придется поделиться.
Шейн буквально подпрыгнул:
— Что значит «поделиться»? Все было сделано мною. Стреляли в меня, а не в тебя.
— Я говорю не о себе. Я буду и впредь получать свое скромное жалованье на протяжении последующих двадцати лет, когда смогу выйти на скромную пенсию… Но есть один тип по имени Повис…
— Повис? — удивился Шейн.— Человек, уверявший меня, что собирает материал для диссертации?
— Доктора антропологии получают даже меньше, чем люди, работающие на правительство США, насколько мне известно. Возможно, конечно, что он одновременно хорошо проводил время, но деньги ему не помешают, а он их заработал.
— Великий Боже! — воскликнул Шейн, хлопая себя по бедрам, потому что многое для него прояснилось.— Он должен был считать меня настоящим мошенником. Но с ним мне не жалко поделиться.
— Он же видел твою физиономию на сообщении о розыске. Что еще он мог подумать? Мы, конечно, неправильно платим за информацию. Когда один из наших осведомителей пронюхивает про контрабандный груз, он старается действовать в одиночку, чтобы одному все получить. Вот Повис и не хотел, чтобы тебя арестовали, потому что ему было выгодно, чтобы вы улетели со Слейтером. В то самое мгновение, когда самолет поднялся в воздух, он мне телеграфировал.
— Но вы же ничего не нашли в самолете,— сказал Шейн.— Каким образом он может получить деньги?
— Тут все зависит от тебя, Майкл, как ты понимаешь. Если Альварец отвертится от обвинения, а я не сомневаюсь, что ему это удастся, он непременно займется прежним занятием. Повис по-прежнему будет находиться на сцене. Я хочу его подбодрить.
Шейн с минуту смотрел на него, потом усмехнулся.
— За мой счет? Ясно. Ну да, я не против.
Потом добавил:
— Я не могу здесь больше торчать. Я должен вернуться на остров. Даже перспектива встречи с Бренноном меня не останавливает.
— Почему?
— Ты забыл, что я в отпуске. Я должен посылать оттуда открытки, загорать и кое-что купить. А потом явиться в Международный аэропорт на соответствующем самолете, чтобы моя секретарша могла встретить меня. Если она узнает, что я вернулся домой досрочно, она свернет мне шею.
— Майкл, ты разыгрываешь меня!
— Нет, я говорю совершенно серьезно,— угрюмо произнес Майкл.
Но жизнь, как давно понял Шейн, полна неожиданностей. В Майами почти миллион людей. Возможность того, что Люси Гамильтон будет проезжать на такси мимо них, была ничтожно мала. Прежде всего потому, что в этой части города она бывала не чаще одного-двух раз в году.
Но случилось так, что Люси обедала у своих друзей, живших по соседству, весь вечер слушала пластинки, а теперь возвращалась домой на такси.
Внезапно она велела водителю остановиться. Когда он затормозил перед «шевроле» Мэллоу, она высунулась из окошечка:
— Майкл Шейн, что вы делаете в Майами?
Ни Мэллоу. ни Шейн не смогли ответить. Они громко хохотали.