Примите и проч.
Эй-би-си”.
Я взглянул на конверт. Адрес тоже был напечатан на машинке.
— Штемпель западной части Лондона, — сказал Пуаро, когда я стал всматриваться в почтовую марку на конверте. — Итак, ваше мнение?
Я пожал плечами и отдал ему письмо.
— Сумасшедший какой-то…
— И больше вам нечего сказать?
— Э.., разве это не похоже на сумасшедшего?
— Похоже, друг мой, похоже.
Пуаро не шутил. Я с любопытством взглянул на него.
— Вы к этому относитесь всерьез, Пуаро?
— Сумасшедших, mon ami, надо принимать всерьез. Сумасшедшие — штука опасная.
— Да, разумеется, вы правы… Об этом я как-то не подумал… Но, по-моему, это смахивает на какой-то идиотский розыгрыш. Писал небось жизнерадостный болван, к тому же наклюкавшись.
— Comment?[9] Наклю… Как вы сказали?
— Нет, нет, это просто такой оборот. Я хотел сказать, что он надрался. Ах нет, черт возьми, я хотел сказать, что он напился.
— Merci[10], Гастингс, выражение “надрался” мне известно. Возможно, за этим письмом действительно ничего больше не кроется…
— Но вы считаете иначе? — спросил я, почувствовав недовольство в его голосе.
Пуаро с сомнением покачал головой, но промолчал.
— Какие шаги вы предприняли? — спросил я.
— А что тут поделаешь? Я показал письмо Джеппу. Он того же мнения, что и вы.., глупая шутка — именно так он выразился. В Скотленд-Ярд такие письма приходят ежедневно. И мне случалось получать такие…
— Но к этому письму вы относитесь серьезно?
Пуаро ответил, подыскивая слова:
— В этом письме мне что-то не нравится… Гастингс. Что бы я сам об этом ни думал, его тон на меня подействовал.
— Что же?
Он опять покачал головой и, взяв письмо, спрятал его обратно в бюро.
— Если вы серьезно относитесь к этому посланию, вы, наверно, можете что-то предпринять, — сказал я.
— Воистину вы человек действия! Что же можно предпринять? Полиция графства ознакомлена с письмом, но они тоже не проявили к нему интереса. Отпечатков пальцев на нем нет. Ничто не указывает на личность автора.
— Значит, дело только в вашем инстинкте?
— Не в инстинкте, Гастингс. Это неподходящее слово. Дело в моих знаниях, моем опыте — они говорят мне, что в этом письме есть что-то не то.
Ему не хватило слов, и он заменил их жестом, потом снова покачал головой:
— Наверное, я делаю из мухи слона. Как бы то ни было, выхода нет, нужно ждать.
— Двадцать первое — пятница. Если в пятницу в окрестностях Эндовера состоится дерзкое ограбление…
— Как это меня обрадует!
— Обрадует? — изумился я.
Это слово показалось мне совершенно неуместным.
— Ограбление может поразить, но никак не обрадовать! — возразил я.
Пуаро пылко покачал головой:
— Вы заблуждаетесь, друг мой. Вы меня не поняли. Ограбление было бы счастьем, потому что я мог бы не бояться другого…
— Чего же?
— Убийства, — ответил Эркюль Пуаро.
Глава 2
(Не от лица капитана Гастингса)
Мистер Элекзандер Бонапарт Сист поднялся со стула и близоруко оглядел свою небогатую комнату. От долгого сидения спина его затекла, и он потянулся — случайный наблюдатель, увидев его в эту минуту, понял бы, что перед ним человек выше среднего роста. Обычно Сист горбился и близоруко щурился, и это создавало обманчивое впечатление.
Подойдя к поношенному пальто, висевшему на двери, он достал из кармана пальто пачку дешевых сигарет и спички. Закурив, он вернулся к столу, снова сел, взял железнодорожный справочник, заглянул в него, затем принялся изучать напечатанный на машинке список фамилий. Рядом с одной из фамилий в начале списка он поставил галочку.
Это было в четверг, 20 июня.
Глава 3
Эндовер
Сперва я находился под впечатлением от предчувствий Пуаро по поводу полученного им анонимного письма, но следует признать, что совершенно забыл об этом, когда наконец наступило 21-е, и снова вспомнил о письме, лишь когда моему другу нанес визит старший инспектор Скотленд-Ярда Джепп. Мы были много лет знакомы с инспектором, и он сердечно приветствовал меня.
— Ба! — воскликнул он. — Капитан Гастингс собственной персоной. Вернулись домой из этих своих пампасов? Увидел вас рядом с мосье Пуаро, и сразу вспомнились старые деньки. Вы, право, неплохо выглядите. Только макушка слегка поредела, а? Ну, да этого нам всем не избежать. Я тоже лысею.
Я слегка покривился. Мне казалось, что, тщательно зачесывая волосы на макушку, я полностью закрываю проплешину, на которую намекал Джепп. Однако инспектор, если дело касалось меня, никогда не отличался тактом, и я, сделав хорошую мину, признал, что все мы не молодеем.
— За исключением мосье Пуаро, — сказал Джепп. — Ему бы рекламировать краску для волос. Вон какую он развел растительность на лице. К тому же на старости лет он стал знаменитостью. Замешан во всех громких делах. Убийства в поездах, убийства в самолетах, убийства в высшем свете — он тут как тут. Удалился от дел и сразу же прославился.
— Я уже говорил Гастингсу, что похож на примадонну, которая дает один прощальный концерт за другим, — улыбаясь, заметил Пуаро.
— Не удивлюсь, если вы умрете и потом расследуете собственное дело, — хохоча, заявил Джепп. — Отличная идея! Об этом можно написать книгу.
— Ну, это придется сделать Гастингсу, — ответил Пуаро и подмигнул мне.
— Ха-ха! Вот смеху-то было бы, — веселился Джепп.
Мне эта идея не показалась забавной, а шутку я счел безвкусной. Бедняга Пуаро стареет. Вряд ли ему приятны остроты насчет его приближающейся кончины.
Видимо, мое недовольство было замечено, потому что Джепп переменил тему.
— Вы слышали, какое анонимное письмо получил мосье Пуаро? — спросил он.
— Я уже показал его Гастингсу, — сказал мой друг.
— Да, конечно! — воскликнул я. — Совсем забыл об этом письме. Позвольте, о каком числе там шла речь?
— О двадцать первом, — ответил Джепп. — Поэтому я и забежал. Двадцать первое было вчера, и я, любопытства ради, позвонил вечером в Эндовер. Конечно, это был розыгрыш. Все там тихо. Мальчишка, разбивший витрину, да пара пьяниц и хулиганов. Так что на этот раз наш бельгийский друг дал маху.
— Признаться, у меня на душе полегчало, — сказал Пуаро.
— А вы уж и переполошились! — добродушно заметил Джепп. — Господи, да мы такие письма каждый день пачками получаем. Делать людям нечего, чердак пустой, вот они и пишут. И не со зла вовсе, а ради собственного удовольствия.
— Глупо было с моей стороны относиться к этому так серьезно, — сказал Пуаро. — Как говорят, лучше синица в руке, чем пальцем в небо.
— Вы перепутали журавля с пальцем, — сказал Джепп.
— Pardon?[11]
— Ничего-ничего. Просто две разные пословицы. Ну, мне пора. У меня еще дельце тут за углом — надо забрать краденые драгоценности. Я просто зашел по пути, чтобы вы не волновались. Жаль заставлять серые клеточки работать вхолостую.
Сказав это и расхохотавшись, Джепп удалился.
— Он не меняется, наш старина Джепп, — заметил Пуаро.
— Джепп сильно постарел, — ответил я и мстительно добавил:
— Седой как лунь. Кашлянув, Пуаро произнес:
— Знаете, Гастингс, существует такое приспособление.., мой парикмахер очень ловко их делает.., вы надеваете эту штуку на голову, а сверху зачесываете собственные волосы.., это, видите ли, не парик, но…
— Пуаро, — взревел я, — запомните раз и навсегда: чертовы изобретения вашего треклятого парикмахера мне ни к чему. Чем вам не нравится моя голова?
— Нравится.., очень нравится…
— Разве я лысею?
— Нет, конечно нет!
— В Южной Америке жаркое лето, вот волосы и редеют немножко. Надо купить здесь приличное средство для укрепления волос.
— Precisement.[12]
— И как бы там ни было, Джеппу какое до этого дело? Он всегда был грубоват. Человек без всякого чувства юмора. Из тех, кто смеется, когда другие садятся мимо стула.