Клуб «Кому за тридцать» бушевал в доме культуры завода «Серп и молот». У входа сидела седенькая старушка и равнодушно отрывала корешки у билетов, на которых почему-то было написано «Цирк лилипутов», а цена с тридцати копеек исправлена на двадцать пять рублей.
Ирина была одета что надо — ей, двадцатичетырехлетней, пышущей здоровьем и излучающей самодостаточность, предстояло в этот вечер сойти за неудачницу, серую мышку и тихоню, не знавшую мужских ласк.
Клавдии даже неловко было спросить, откуда уж она выкопала этот сиротский костюмчик. Но выглядела Ирина соответственно: учительница младших классов, живущая исключительно в женском коллективе, робкая и неумелая.
«Артистка, — подумала про нее Клавдия. — Впрочем, это все лишнее…»
В зале были убраны ряды зрительских кресел, на сцене стояла оглушительная аппаратура, расхристанный ведущий громко и невнятно выкрикивал в микрофон что-то, как ему казалось, заводное. А по углам жались поддатые невзрачные мужчины и молодящиеся дамы, злоупотреблявшие косметикой, как пэтэушницы.
Вечер был в самом начале. Почему-то все пили только минеральную воду.
Секрет этот разъяснился просто — в буфете цены были ресторанные, поэтому мужчины и женщины предварительно «заправлялись» на стороне или запирались для этого в туалете.
Ирина вопросительно и даже немного осуждающе смотрела на Клавдию. Ничего ей не говорила, но Дежкиной и так все было понятно.
«Ну и подруги у вас, Клавдия Васильевна», — прозрачно выражал взгляд Калашниковой. Если эта самая Лина и впрямь тут искала себе пару, дела ее были совсем плохи.
Клавдия и сама чувствовала, что никак не может, что называется, вписать Лину в это более чем примитивное действо. Лина была натурой тонкой и легко ранимой — ах, какой злой иронией звучали сейчас эти слова «легко ранимой». Неужели она могла искать себе пару вот здесь, среди запаха дешевого спиртного, грубоватых шуток сбившихся в стайку мужчин и слишком веселого, слишком вульгарного смеха женщин?
— Ладно, — ответила Клавдия скорее на собственные мысли, — не будем отвлекаться. Ты походи, посмотри, а я поищу какого-нибудь администратора, распорядителя или как он тут называется.
Ирина пожала плечами и двинулась к сцене, где еще оставалось свободное место у стены. Оставалось, наверное, потому, что музыка оглушала там напрочь.
После недолгих поисков Клавдия нашла на этом вечере главного. Старушка-билетерша показала ей куда-то наверх и сказала:
— В комнате двадцать восемь.
На втором этаже вечер имел, оказывается, свое продолжение, — здесь официально, так сказать, встрече придавался более интимный характер.
Здесь, в полутемном коридоре, Клавдия то и дело натыкалась на парочки. Мужчины и женщины тихо переговаривались, некоторые целовались. И видеть это было для Клавдии большим испытанием.
Когда целуются молодые, даже если они это делают у всех на виду, — это зрелище эстетичное и даже увлекательное.
Но когда обнимаются и прижимаются друг к другу губами люди, чей возраст от сорока до пятидесяти, зрелище, честно говоря, не для слабонервных.
Клавдия старалась поэтому по сторонам не смотреть, а целенаправленно искала комнату номер двадцать восемь. Наконец она ее нашла, и ей навстречу подняла голову от бумаг фигура совершенно неожиданная.
Это был чуть ли не панк — жутко остриженный, крашенный в немыслимый цвет парнишка лет восемнадцати или чуть старше.
— Слушаю вас, — тем не менее довольно культурно сказал панк, когда Клавдия подошла к столу.
— Вы руководитель этого… клуба?
— Я, — кивнул панк своей фиолетовой головой.
— Здравствуйте.
— Добрый вечер. Слушаю вас, — повторил панк. — Есть какие-то просьбы, претензии?
— Просьбы, — немного растерялась Клавдия.
Слушаю вас, — в третий раз повторил панк. — Вам показать альбом или желаете номер?
— Номер? — не поняла Клавдия.
— Вы хотите с вашим кавалером уединиться?
Наверное, Клавдия сделала какое-то непроизвольное движение, которое панк расценил как подтверждение своей догадки.
— Сейчас все занято, — виновато улыбнулся он. — Минут через двадцать. Я запишу вас в четырнадцатую комнату.
Только тут до Клавдии дошло.
Оказывается, парочки, которых она встречала в коридоре, не просто целуются, — они ждут своей очереди.