Перед смертью покойный успел здорово проголодаться — его желудок был практически пуст. Последний раз Леонард ел ещё в школе. Мистер Стэкхерст охарактеризовал своего подопечного, как человека достаточно умеренного в развлечениях. «Беспечен, но в разумных пределах. До буйства и распутства никогда не доходил», — так выразился почтенный директор школы, и у меня не было оснований не доверять этому джентльмену. Что же побудило достаточно рассудительного юношу напиться до потери рассудка, да ещё и натощак?
Я внимательней осмотрел рот молодого Глендауэра. Над губами успели изрядно потрудиться пчёлы, но застывшая, похожая на улыбку, гримаса появилась до того. Нет-нет, улыбкой это выражение лица определённо не являлось.
— Мышечный спазм, — пробормотал я. — Но что его вызвало?
На самом деле я знал несколько способов вызвать у людей подобную гримасу. Только вот пчёлы в любом случае оказывались ни при чём.
Меня не удивляли повреждения на внешней стороне губ, но вот кровоподтёки внутри рта изрядно озадачили. Их было три, все — идеально круглой формы. Что-то они мне напоминали, и я напряг память.
— Бутылка! — внезапно осенило меня. — Ему силой засовывали в рот бутылку!
Говоря по правде, я почувствовал облегчение, осознав, что молодой Глендауэр и впрямь оказался таким приятным юношей, каким видел и описывал его мистер Стэкхерст. Опьянение не было вызвано пороками самого Леонарда, напротив — он сопротивлялся, когда мерзкое пойло вливали ему в рот! Следовательно, те, кто напоил молодого человека, виновны в его гибели, пускай и косвенно.
Особое внимание я также уделил ноге бедняги. Мне хотелось понять, мог ли Леонард вывихнуть сустав где-нибудь на пасеке. С одной стороны, Холмс всегда содержал свои владения в идеальном порядке, и луг, где стояли ульи, мог по степени ухоженности посоперничать с каким-нибудь полем для крикета. Кочки и рытвины там были абсолютно неуместны. С другой стороны, пьяница вполне способен пройти по доске, перекинутой над пропастью, и сломать ногу посреди паркетного зала. Подобных случаев я за годы врачебной практики навидался немало, а посему сказать что-либо конкретное не мог. Зато мог с уверенностью утверждать, что незадолго до своей трагической гибели Леонард Глендауэр с кем-то дрался. Об этом свидетельствовали стёсанные костяшки пальцев (при первом осмотре ран не было видно из-за обширных отёков) и несколько синяков на запястьях юноши — там, где его хватал неведомый мне соперник. На ноге, однако, отсутствовали видимые внешние повреждения. Стало быть, не допросив второго драчуна, я не мог сказать ничего определённого.
Таким образом, я разгадал лишь одну из тайн, окружавших смерть Леонарда Глендауэра, но к ним тут же добавилась парочка новых. Об этом я честно сообщил констеблю Андерсону, а затем отправился к Шерлоку Холмсу, который не стал ожидать результатов вскрытия и пошёл домой. Насколько я понимал, моему другу не терпелось ещё раз осмотреть место смерти молодого человека.
Сразу возле выхода из полицейского участка меня окликнула неизвестная девушка в платье горничной. Её вытянутое некрасивое лицо светилось подозрительностью, глаза смотрели мрачно, однако разговаривала она, по местным понятиям, вежливо:
— Эй, мистер, не вы ли будете другом мистера Холмса?
— Да. Меня зовут доктор Уотсон, а тебя?
Девушка передёрнула плечами, явно отказываясь называть своё имя.
— Передайте другу своему записку, — торопливо пробормотала она, всовывая мне в руку дешёвый конверт без подписи. Пока я разглядывал это странное послание, девушка шмыгнула на соседнюю улицу. Первым моим порывом было проследовать за ней, однако я отказался от этой идеи. Сведения, которые я обязан был сообщить Холмсу, казались мне важней, чем погоня за таинственной горничной.
Холмс встретил меня у ворот дома.
— Уотсон, ну наконец-то! Есть успехи?
— Не уверен. А где мистер Стэкхерст?
— Он не мог оставаться здесь надолго. Школа требует постоянного присмотра, особенно в свете последних событий. Кроме того, его обязанностью является встретить лорда Л., который уже прислал соответствующую телеграмму. Тяжёлая выпала Стэкхерсту ноша, но он с ней справится, я уверен. А теперь давайте пройдём в гостиную, и вы расскажете мне обо всём, что узнали!
Мы зашли в дом, и там я со смехом уведомил Холмса, что у него появилась загадочная поклонница среди горничных. Вручив послание, я устроился поудобней и приготовился уже дать отчёт о вскрытии, однако мой друг распечатал конверт, пробежал записку глазами и с задумчивым видом показал её мне. Я недоумённо поглядел на Холмса, а тот произнёс: