Выбрать главу

Гифорд рассмеялся:

— Я могу сделать все, что угодно.

— Вот что мне нужно, Джим. Некая миссис Эллен Гаррис из Нью-Йорка исчезла из отеля «Бич-Хэвен» на Майами. Ее не видели с понедельника. Ее муж — Герберт Гаррис, биржевой маклер. Люси даст тебе все необходимые адреса. Пока что все очень похоже на то, что у нее здесь было заранее назначено свидание, еще до отъезда из Нью-Йорка. Она бывшая манекенщица. Я бы хотел, чтобы ты покопался в ее прошлом… до того, как она вышла замуж за Гарриса. Все, что будет нужно с моей стороны, я телефонирую тебе, а ты раздобудь сведения… особенно относительно бывших и теперешних ее друзей мужчин. Она — настоящая красотка, и у нее их должно быть великое множество, хотя супруг не верит в это. Поставь на это дело несколько своих ребят, Джим, и разузнай все, что сможешь, сегодня же, ладно? Если не застанешь меня здесь, позвони домой либо Люси, либо мне. А сейчас я попрошу ее продиктовать тебе все, что она записала. Действуй, мой ангел!

Шейн держал трубку, пока не убедился, что Люси начала диктовать сведения, полученные от Гарриса, потом поднялся из-за стола.

Он стоял перед широким окном, выходящим на Флегер-стрит, когда пять минут спустя в кабинет вошла Люси Гамильтон. Голос ее дрожал от негодования.

— Майкл Шейн! — воскликнула она.— Интересно, что, по-твоему, может Джим Гифорд отыскать в Нью-Йорке? Если я когда-нибудь в жизни видела человека по-настоящему любящего и страдающего, так это Герберт Гаррис!

Он медленно повернулся к ней, покачивая рыжеволосой головой.

— Сейчас совершенно неважно, насколько он любит ее. Ведь исчезла-то она! Соедини меня с Тимом Рурком, пожалуйста!

Она показала ему язык и вернулась к своему столу в приемной. Шейн отошел от окна, подергивая себя за мочку уха и стараясь не думать о своей покойной жене Филлис.

Гаррис и впрямь ударил его пониже пояса. Если бы это Филлис так загадочно исчезла, что было бы тогда?

Зазвонил телефон.

— Привет, Тим! Ты занят сейчас?

С минуту он молча слушал излияния своего старого друга, который жаловался на то, что ему вздохнуть некогда,— так он занят, готовя к опубликованию всякие сногсшибательные новости для своих читателей, потом взглянул на часы и перебил Тима:

— У меня есть для тебя захватывающая история, Тим. Если ты освободишься на пару часов, то минут через пятнадцать я заеду за тобой и мы позавтракаем вместе.

Он повесил трубку, взял шляпу и вышел, поручив Люси дожидаться у себя дома звонка Гифорда и пообещав, что позвонит ей сам.

Глава 6

В переполненном шумном отделе городской хроники редакции «Ньюс» Шейн прошел прямо к столу Тимоти Рурка в самом дальнем углу и нашел его в глубокой задумчивости.

Он сидел, меланхолически глядя на чистый лист бумаги, вставленный в машинку, и выпуская кольца дыма в воздух, и так уже им переполненный.

Рурк был тощий, поджарый человек с такими острыми чертами лица, что, казалось, он разрезал ими воздух. Его глубоко посаженные глаза блестели, словно у хорька, всегда сохраняя циничное выражение.

И они еще больше заблестели, когда Шейн выложил перед ним на стол любительский снимок Эллен Гаррис и спросил:

— Найдется у вас место на первой странице для ее увеличенной фотографии?

— У нас сегодня практически ничего и нет для первой страницы. А что она натворила — разрезала на кусочки своего папочку и сделала из него холодец?

Рурк с интересом рассматривал снимок.

— Пока она всего-навсего исчезла сама,— сказал Шейн.— Отнеси-ка эту штуку в вашу фотолабораторию. Пусть сделают несколько копий. Мне бы хотелось иметь дюжину, размером шесть на девять. Можешь потом отретушировать и пустить на первую страницу. Если я дам тебе полное согласие. Пока что мы съездим позавтракать и вернемся как раз к тому времени, когда будут готовы копии.

Рурк слишком давно знал Майкла Шейна, чтобы задавать лишние вопросы. Он немедленно встал из-за стола, прошел в фотолабораторию и, вернувшись через несколько минут, подтвердил — к тому времени, когда мы поедим, копии будут готовы.

Они отправились в ресторанчик на углу, где подавали отличные фирменные бифштексы, и уселись за столик в ожидании ленча. Рурк подпер руками свой худой подбородок и проницательно взглянул на старого приятеля.

— Что за история и что за «если» насчет публикования снимка?

— Все дело в том, что эту историю надо хранить в большой тайне до тех пор, пока я не дам тебе разрешения печатать.

— Да? — Рурк отхлебнул бурбон из бокала.

Шейн коротко рассказал ему все, что сообщил Герберт Гаррис.

— Как будто чертовски приятный парень. Если вдруг окажется, что его жена просто-напросто спряталась с каким-то своим дружком, то это его буквально убьет, весь мир для него просто рухнет.

— Что ж, смотря, что он хочет,— проворчал Рурк с кислой усмешкой,— чтобы она оказалась жива-невредима, но развлекалась с приятелем, или же чтобы разлетелась на кусочки, только бы не рухнул для него весь мир?

— Я не знаю,— сердито признался Шейн.— Он так чертовски уверен в ней, Тим. Мне кажется, что лучше будет, если ее найдут мертвой. Со временем он сможет с этим смириться, лишь бы она ему не изменила.

— Питу Пэйнтеру и администрации «Бич-Хэвена» не понравится, если мы поместим эту историю на первой странице. Как бы дело не обернулось, огласка будет весьма неприятной для них.

— А мы спросим, понравится им это или нет. Ты отправишься вместе со мной в отель и, когда я предъявлю эту фотографию, сможешь сам услышать все. Мерилл позволит тебе опубликовать этот материал, если я дам ему слово, что ты напечатаешь только то, что я найду необходимым.

— Кто такой Мерилл?

— Старший детектив отеля. Домашний шпик — на вашем жаргоне.

Шейн усмехнулся, опустошил свой стакан и вооружился ножом и вилкой, увидев, что перед ним поставили бифштекс.

— Он попал в тяжелое положение. Будет он с нами сотрудничать или откажется, все равно ему придется туго.

Шейн вздохнул и с жадностью набросился на еду.

Когда они вернулись обратно в редакцию, проявленные фотографии были еще сырые, однако увеличенные они оказались намного лучше, чем ожидал Шейн.

Он прихватил с собой еще две не совсем просохшие копии и договорился, что еще парочку ему доставят на дом, как только они высохнут. Потом они вместе с Рурком отправились в отель, каждый на своей машине, чтобы можно было разойтись в разные стороны, если потребуется.

Когда Шейн добрался до отеля, машина репортера уже стояла здесь, а сам Рурк разговаривал с портье, когда Шейн вошел в вестибюль.

У Лоуфорда был смущенный и раздосадованный вид, а Рурк, повернувшись к Майклу, подмигнул и сказал:

— Этот парень утверждает, что миссис Гаррис нет в номере, но отказывается позвонить туда и проверить это.

— Вопросы будут задавать я, Тим,— сказал Шейн и, обернувшись к портье, спросил:

— Мерилл у себя в кабинете?

— Да, сэр. Это прямо по коридору…

— Я знаю, где это.

Он взял Рурка за руку и повел за собой.

— Эти птички никогда в жизни не станут разговаривать с репортером. Это им строго-настрого запрещено.

Они прошли по коридору и остановились у двери, на которой была табличка: «Посторонним вход воспрещен».

Шейн постучал и, повернув ручку, вошел в кабинет, не дожидаясь приглашения.

Это была аккуратная маленькая комната, уставленная стеллажами с картотеками, в центре стоял стол, на котором находились только телефон и диктофон. Роберт Мерилл как раз что-то диктовал в микрофон, откинувшись на спинку стула и посматривая на какие-то документы в папке, которую держал в руках. Увидев на пороге Шейна, он нажал большим пальцем на клавишу и выключил диктофон. Потом закрыл папку, положив ее на стол перед собой.

С ненаигранной сердечностью сказал:

— Майкл Шейн собственной персоной. Не так-то часто ты появляешься в наших краях.

Мерилл был высоким человеком средних лет с начинающими седеть волосами и проницательными холодными глазами. Шейн сказал Гаррису правду: это очень опытный и честный детектив, в обязанности которого по роду службы входило заботиться о благе «Бич-Хэвена». Эта работа требовала большого такта и ума, а также способности немедленно распознавать авантюристов или мошенников с первого появления их в отеле и безжалостно преследовать таковых. К тому же он обладал каким-то приобретенным с годами шестым чувством, которое заранее предупреждало его о том, что надвигается неприятность в одном из тысячи номеров, расположенных у него над головой.