— Ну,— задумчиво сказал Шейн,— а разве должно быть не так? Давайте попробуем рассмотреть этот вопрос повнимательнее. Ведь отель может попасть в очень неловкое положение и даже оказаться втянутым в судебный процесс, если станет в таком случае, как этот, проявлять излишнее рвение. Всякий гость отеля имеет право на частную жизнь. Если бы отели взяли на себя обязанности всякий раз, когда гость или гостья не ночует в своем номере, сообщать об этом супругам, то они не вылезали бы из судебных неприятностей.
— Вы такой же, как и все остальные,— с горечью сказал Гаррис, тяжело вставая со стула.— Если вы именно так думаете об Эллен…
Шейн резко остановил его:
— Садитесь и прекратите вести себя, словно грудной младенец, если на самом деле хотите помочь мне найти вашу жену. Я только что объяснил вам, почему именно Боб Мерилл поступил правильно, не сообщив о возникшей ситуации ни вам, ни в полицию. Но теперь, когда все уже открылось, можете не сомневаться, Боб Мерилл сделает все, что в его силах, чтобы найти миссис Гаррис. И хотя я недолюбливаю шефа полиции Пэйнтера, он хороший полицейский, в распоряжении которого куда больше возможностей, чем у меня. Я уверен, что он сейчас делает все, что может.
— О, конечно,— с трудом согласился Гаррис, неохотно опускаясь на стул,— он в самом деле кое-что предпринял, отдал распоряжение разыскать нанятую машину… Боже мой! Да ведь эта машина может сейчас быть в любом уголке Штатов. Уже прошло целых пять дней!
Он сжал зубы и сцепил руки.
— Меня приводит в ужас отношение Пэйнтера, в нем нет ни капли сострадания. Фактически он похлопал меня по спине и дал понять, что я могу успокоиться.
Герберт скорчил гримасу и попытался изобразить успокаивающий голос Пэйнтера: «Да перестаньте беспокоиться, мистер Гаррис! Оставьте ее в покое, она сама вернется домой, поджав хвост». Вот что они думают об Эллен, Шейн! Потому-то и не шевелятся.
— А вам известно что-нибудь другое?
Голос Шейна звучал не недоверчиво, но все же достаточно скептически, чтобы на лице Герберта появился гнев.
— Да, черт возьми! Мы женаты уже год! Эллен любит меня. Она вообще не хотела уезжать в это путешествие, это я ее уговорил… собственно, даже настоял на этом. О господи, помоги мне! Мне пришла в голову дурацкая мысль, что для нас обоих будет лучше, если время от времени мы будем расставаться на короткий срок, мол, наш брак станет тогда прочнее. И не потому, что он недостаточно прочен… а просто так, из принципа… Она ни разу даже не взглянула на другого мужчину с тех пор, как мы поженились… а я — на другую женщину! Я знаю, сейчас модны супружеские измены, и вы, конечно, можете не поверить мне, но только у нас с Эллен все было иначе.
Он замолчал, глубоко втянул в себя воздух, потом наклонился вперед и спросил с какой-то особой серьезностью:
— Любили ли вы когда-нибудь, Шейн? Такую женщину, которая вас любит, и вы это точно знаете? И в которой вы уверены, что она никак не могла бы вам изменить?
Шейн сидел, отвернувшись в сторону, и глаза его были влажными.
— Да, Гаррис,— сказал он.— Со мной это однажды было.
— Тогда вы понимаете, о чем я говорю? Вы мне поможете?
На правой щеке Шейна дернулся мускул.
— Я сделаю все, что смогу,— сказал он.— У вас есть фотография вашей жены?
— Любительский снимок, но сходство полное.
Он достал из кармана бумажник и вынул оттуда маленькую фотографию красивой женщины, которую и передал детективу.
— У меня с собой были две фотографии Эллен. Обе они сделаны несколько месяцев назад. На другой она снята в ином ракурсе. Пэйнтер взял ее у меня, хотя мне показалось, что он вовсе не собирается опубликовать ее в газетах, как я просил. Он все время уверяет меня, чтобы я не беспокоился, дело не получит огласки.
— А вы не возражаете против огласки?
Шейн внимательно и с любопытством изучал фотографию.
— Мистер Шейн,— голос Гарриса звучал напряженно,— я хочу найти свою жену, она для меня — все. Конечно, я не возражаю против огласки, если это поможет делу. Я не боюсь правды. Неужели вы не понимаете? Я верю Эллен. И чувствую, что с ней случилась какая-то ужасная история… Боюсь даже подумать, что именно…
— Ладно,— коротко сказал Шейн,— эту фотографию можно будет увеличить и поместить в газетах. Если вам удастся напечатать ее в дневных выпусках, я позабочусь, чтобы она появилась в вечерних «Ньюс». А теперь мне потребуются кое-какие факты, касающиеся вас и вашей жены. Я приглашу сюда секретаршу.
Он нажал кнопку, откинулся в кресло и закурил.
— Не хотите ли выпить?
— Нет, спасибо, не хочется. Я уже выпил сегодня утром в отеле.
Вошла Люси Гамильтон с блокнотом.
— Надо кое-что записать, Люси,— и, обратившись к Гаррису, Шейн добавил,— мне нужно узнать все, что необходимо.
Он подождал, пока Люси приготовится писать и спросил:
— Ваше полное имя и нью-йорский адрес?
— Герберт Гаррис.
Он назвал свой домашний адрес в Ист-Сайде и достал из кармана визитную карточку.
— А здесь адрес моей конторы.
Шейн бросил на нее взгляд, прежде чем передать Люси.
— Вы имеете долю в этой посреднической конторе?
— Это относительно небольшая фирма, но вполне преуспевающая. Большинство наших клиентов — жители других городов, и мы ведем их дела на обычных условиях — годовые проценты.
Шейн кивнул.
— Вы снимаете квартиру? Есть ли у вас прислуга?
— Только приходящая. Она бывает два раза в неделю. Ее зовут Роза, фамилию не знаю. Она работает и у других жильцов этого дома. Роза не приходила с тех пор, как уехала жена. В воскресенье они очень тщательно убрали всю квартиру, и Эллен договорилась с ней так, чтобы она пришла снова только в следующую субботу.
Шейн нахмурился и замолчал.
— Разве прислуга играет тут какую-нибудь роль? Это важно?
— Не знаю, что сейчас важно, а что нет. Как девичья фамилия вашей жены?
— Эллен Терри. Он была весьма популярной манекенщицей, очень преуспевающей, когда мы познакомились полтора года назад.
Шейн кивнул. Было очень легко поверить, что женщина, сфотографированная на любительском снимке, была преуспевающей особой.
— В каком агентстве она работала?
— В одном из самых крупных… Оно расположено в Рокфеллер-Центре.
Гаррис наморщил лоб, припоминая.
— «Ноубл»,— объявил он,— «Ноубл и Эллиот». Но она оставила работу, когда мы поженились.
— Это было ровно год назад? — спросил Шейн.— Дайте, пожалуйста, описание ее внешности.
— Ей тридцать один год. Довольно высокая, примерно пять футов шесть дюймов, весит чуть меньше ста сорока футов. Носит платья четырнадцатого размера, если не ошибаюсь, иногда двенадцатого. Хорошие золотистые волосы. Держится красиво, каждое ее движение — сама грация. Она… из тех женщин, на которых всегда обращают внимание.
Шейн бросил взгляд на Люси, карандаш ее так и бегал по блокноту. Он откинулся на спинку стула, подергал себя за мочку уха и сказал:
— Отлично. Ну, а теперь дайте мне, если можете, имена и адреса ее ближайших друзей… мужчин и женщин…
Гаррис сердито посмотрел на него.
— Послушайте, Шейн, я уже сказал вам, что у нее не было друзей мужчин. И уж, во всяком случае, я не понимаю, какое отношение ее нью-йоркские друзья имеют к тому, что здесь произошло.
Шейн спокойно ответил:
— Если бы я вдруг появился в вашей конторе и, ничего не понимая в акциях и курсах бумаг, вдруг стал бы вам давать советы, как лучше вести дела, вряд ли вы стали меня слушать, я полагаю. Я делаю свою работу так, как считаю нужным. Ну, а теперь принимайтесь диктовать мисс Гамильтон список близких друзей вашей жены. Начните, пожалуйста, с того времени, когда она еще была манекенщицей, если можете.