— Опустите десять центов за следующие пять минут разговора, пожалуйста, — вклинился в разговор голос телефонистки.
— Рид, ты говоришь из телефонной будки?
— При небольшой практике, моя дорогая, из тебя может выйти великий детектив. Как ты догадалась? Видишь ли, вряд ли мне удобно выбалтывать служебные секреты по телефону из офиса окружного прокурора. Кейт, меня и впрямь начинает интересовать это дело. Возможно, это первый симптом того, что я схожу с ума. Нет у меня десяти центов, — добавил он и повесил трубку.
Дэниель Мессенджер! Несколько мгновений Кейт всерьез подумывала, не вылететь ли в Чикаго ближайшим рейсом. Но если Томаса Карлейля можно было на время послать куда подальше, без Элиот[18] завтра утром не обойтись. И конечно, ей уж никак не удастся попасть так быстро на самолет. Придется предпринять долгую нудную поездку до аэропорта и спорить битый час с кассирами, которые словно с луны свалились и никак не возьмут в толк, о чем им говорят, и если она даже настоит на своем, то полетит в Чикаго только затем, чтобы узнать по дороге туда, что аэропорт в Чикаго не принимает, и приземлится в конце концов где-нибудь у черта на куличках. Усилием воли Кейт заставила свою блуждающую мысль вернуться обратно к Фредерику Спарксу. Звонок Рида, помимо того что отвлек ее и еще пуще нагнал туману, напомнил о возможностях телефона. Кейт набрала номер профессора литературы XVI века, вместе с которой изучала словесность — подумать только, сколько воды утекло! — много лет назад.
— Лилиан. Это Кейт Фэнслер!
— Кейт! Ну как дела на университетском холме?
— Ужасно, как всегда по весне. — Самый безжалостный месяц — апрель. Так это все начиналось. Несколько секунд они поболтали о жизни. — Я, тебе звоню, — продолжила затем Кейт, — чтобы порасспросить о твоем коллеге Фредерике Спарксе.
— Если ты думаешь переманить его, то дохлый номер. Во-первых, он получил должность и даже не помышляет о том, чтобы ее оставить, а во-вторых, он большой поклонник прилизанной драматургии и считает, что «Ченчи»[19] лучше, чем «Макбет».
— У меня даже в мыслях не было предложить ему работу. Почему он меня интересует, скажу как-нибудь в другой раз. Что он собой представляет?
— Довольно нудный. Хорошо знает свой предмет. Живет один, после того как недавно разъехался со своей матерью, по крайней мере — пока. У него есть французский пудель по имени Гюстав.
— Гюстав?
— Да, в честь Флобера. Хотя его любимый французский автор — это Пруст. Но пудель тем не менее Гюстав.
— Похоже, он невысокого мнения о женщинах, я не о пуделе, а о Спарксе.
— Многие считают так же. Что до меня, то я против того, чтобы навешивать ярлыки. Лично на меня их навесили столько — и все так далеки от истины, — что я сыта этим по горло и ни в грош не ставлю ни очевидные признаки, ни то, что болтают досужие люди. Кроме того, он обследуется у психиатра.
Эта была тема, которую Кейт в данный момент менее всего хотела обсуждать.
— Лилиан, есть ли возможность устроить для меня встречу со Спарксом, желательно на людях, но при этом как бы случайно? И как можно быстрее.
— Ты восхищаешь меня. Никто еще особенно не рвался встретиться со Спарксом, с тех пор как Комитет П.Б. предложил ему нынешнюю должность.
— Что это, во имя всех святых, за Комитет П.Б.?
— О вы, невинные и непосвященные, не знающие, что значит работать на благо городского образования! Никто на свете не смог уразуметь, что таится за этими инициалами, но они от этого не становятся менее всемогущими. К слову, я сегодня собираюсь на вечеринку в честь одного из своих коллег, и Спаркс, несомненно, там будет. Дальше все просто: я выдам тебя за кузину своего кавалера, которую пришлось взять с собой, так как мы с ним никак не могли от тебя отделаться. Дело за кавалером. Ну как, пойдет?