— Как же они узнали, где я была вечером? Не иначе как от тебя!
— Нет, моя дорогая, я тут ни при чём. Они выудили эту информацию — весьма ловко, должен признаться — из Бауэров.
— Так вот почему ты хотел отправиться со мной на вечеринку!
— Нет, я и сам узнал об этом сначала от тебя, а потом от полицейских. С тех пор как я стал совать нос в чужие дела, со мной не слишком-то спешат поделиться свежей информацией. Давай-ка выпьем кофе!
Кейт дотронулась до его руки:
— Рид, а ты сам веришь хоть слову из этого письма?
Он поставил чашки, ложки, блюдечки, молочник, сахарницу и кофейник на поднос и молча понес его в гостиную.
Глава 12
— Так ты веришь этому, Рид? Нет, не наливай мне кофе! Я, возможно, не смогу сделать и глотка.
Рид тем не менее налил чашку и поставил ее перед Кейт.
— Я сказал, что моя новость пугающая, но не говорил, что она ужасная. И если ты снова спросишь, верю ли я письму, я тебя побью! Даже не принимая в расчет другие обстоятельства, неужели ты думаешь, что я стал бы помогать кому-то, пусть это и человек, которому я благодарен по гроб жизни и питаю глубокую симпатию, избежать наказания за убийство! На самом деле, поскольку я знаю тебя и совсем не знаю Эмануэля, мне сейчас — когда ты сама оказалась подозреваемой — гораздо легче понять твое желание помочь другу. А это ведь уже кое-что, правда? Теперь, пожалуйста, пей свой кофе, Кейт. Бога ради, не хнычь! Я предупреждал тебя неоднократно: неприятности — это единственное, что ты можешь добыть в своем крестовом походе за оправдание Эмануэля. Ты не ожидала, что придется сражаться с драконами? Вот, возьми мой платок! Никогда не мог понять: почему ни одна женщина не носит его с собой, а если и носит, то он всегда оказывается в сумочке, которую она оставила в другой комнате? Да и я к тому же еще не выложил тебе восхитительную новость.
— Со мной сейчас все будет в порядке. И ты знаешь, ведь эту девушку, в конце-то концов, нашли там, где меня и в помине не было. Как же должен чувствовать себя Эмануэль!.. Ведь подозрения, которые пали на него, не идут ни в какое сравнение с теми, которые хотят навлечь на меня. И, признаюсь, первое, что пришло мне в голову (только представь себе, какой жалкой и постыдной была эта мыслишка): «Как это отразится на моем положении в университете? Захотят ли они иметь в своем штате профессора, которого обвиняют в убийстве!» Если это так затронуло меня, то насколько же больно Эмануэлю? А кто отправил письмо, как ты думаешь?
— Ах ты, Дон-Кихот в юбке, неужели тебе не ясно, что колеса начинают крутиться все быстрее и быстрее? В этом-то и суть! Ты напугала кого-то, моя дорогая, напугала — его или ее, пока не знаю, — и притом основательно. Хотя, конечно, думать, что именно ты нагнала на убийцу страху, мы можем только на том основании, что анонимка бросает камешки в твой огород. Возможно, ты оказалась просто самой подходящей жертвой, единственной, на которой можно было сконцентрировать внимание полиции, собрав в кучу отдельные факты и истолковав их так, чтобы анонимке поверили, пусть даже на очень короткое время. Но они — я имею в виду, конечно, его или ее, ведь в английском, к сожалению, нет местоимения, обозначающего род в единственном числе… Ну, так на чем я остановился? Ах да, они, то бишь она или он, боятся, что некоторые обрывки нитей в наших руках вдруг возьмут да и сплетутся в единую. Сейчас перед убийцей стоит вопрос: какие у нас есть ниточки и сможем ли мы распутать их, перед тем как сплести воедино?
— Рид, ты такой милый. Просто прелесть, хотя я, возможно, никогда не говорила тебе об этом. Есть нечто, что, как мне кажется, я должна сообщить тебе.
— Звучит зловеще! Ты никак собираешься признаться в неслыханной глупости, которую натворила, и предваряешь свою исповедь, вешая мне лапшу на уши откровениями о том, какой я душка. Ну давай выкладывай!