— Вы, — сурово сказал судья, — обвиняетесь в убийстве генерала Дин Ху-гуо. Говорите правду!
— Ваша честь, — спокойно отвечал У, — я полностью отрицаю предъявленное мне обвинение. Мне известно имя жертвы и преступление, из-за которого генерал был изгнан с военной службы, поскольку я часто слышал от моего отца рассказы об этой постыдной истории. Но прошу отметить, однако, что с генералом я никогда не встречался и даже не знал, что он проживает в Ланьфане, пока его сын не принялся распространять злостные слухи обо мне, на каковые я даже не обратил внимания, поскольку считал их слишком вздорными, чтобы опровергать.
— Если это так, — холодно сказал судья, — то почему генерал Дин всегда опасался вас? Почему он держал ворота запертыми день и ночь и приговорил себя к добровольному заточению в библиотеке? К тому же, если вы ничего не замышляли против генерала, зачем вы тогда посылали каких-то бродяг следить за его домом?
— По поводу первых двух вопросов вашей чести, — отвечал У, — осмелюсь предположить только, что это — внутренние дела дома Динов, о которых до сих пор я вообще не подозревал, поэтому ничего не могу сказать по этому поводу. Что же касается последнего, то я никогда никого не посылал следить за домом Динов. Я требую, чтобы обвинитель представил хотя бы одного из людей, которых я якобы нанял для этой цели.
— Не будьте слишком самоуверенны, юноша! — холодно сказал судья. — На самом деле я уже схватил одного из этих бездельников. В должное время вы его здесь увидите!
У закричал в гневе:
— Этот негодяй Дин подкупил его, чтобы он лжесвидетельствовал!
Увидев, что У наконец потерял самообладание, судья Ди решил, что теперь самое время застигнуть его врасплох.
Он наклонился вперед в кресле и резко бросил в лицо У:
— Я, уездный начальник, скажу тебе, почему ты так люто ненавидел семью Динов. Вовсе не из-за старой распри между твоим отцом и генералом! Нет, у тебя был свой личный и отвратительный повод. Посмотри на эту женщину!
Говоря эти слова, судья извлек из рукава вырезанный из картины У кусок, на котором было только одно лицо богини Гуан Инь.
Передав его старосте Фану, чтобы тот показал его У, судья все время не сводил глаз ни с обвиняемого, ни с сюцая Дина. Он заметил, что, как только он намекнул, что в деле замешана женщина, оба юноши побледнели. В глазах Дина мелькнул страх.
Внезапно судья Ди услышал рядом сдавленный крик.
Староста Фан стоял, сжимая изображение в руке. Он посерел лицом так, словно только что увидел демона.
— Ваша честь! — вскричал он. — Это моя старшая дочь, Белая Орхидея!
Шепот побежал по толпе, возбужденной этим неожиданным известием.
— Тишина! — воскликнул судья голосом, подобным грому.
Он сам изумился не менее прочих, но ничем этого не выдал и спокойно сказал:
— Староста, покажите рисунок обвиняемому!
От судьи не ускользнуло, что если У был очень взволнован словами старосты, то сюцай Дин вздохнул с видимым облегчением.
У смотрел на картину остановившимся взглядом.
— Говори! — рявкнул судья. — Какие отношения связывают тебя и эту девушку?
У побледнел как смерть, но твердо сказал:
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос!
Судья откинулся на спинку кресла. Он холодно молвил:
— Похоже, обвиняемый, вы позабыли, что находитесь в суде. Я приказываю вам ответить на мои вопросы.
— Вы можете пытать меня хоть до смерти, — ясным голосом отвечал художник. — Ничто не заставит меня отвечать на этот вопрос!
Судья Ди вздохнул и сказал:
— Я обвиняю вас в неуважении к суду.
По знаку судьи два пристава сорвали с У халат. Двое других схватили его за руки и прижали лицом к полу. Затем они вопросительно посмотрели на старосту Фана, который стоял, держа в руке тяжелую плетку.
Староста посмотрел на судью со страдальческим выражением на лице.
Судья Ди понял все. Фан был справедливым человеком и боялся, что в гневе может забить У до смерти. Судья показал на одного пристава крепкого телосложения.
Тот забрал плетку у старосты, затем занес в воздухе мускулистую руку, и плетка с силой опустилась на обнаженную спину У.
Плеть все стегала и стегала спину стонущего художника. После десятого удара кровь хлынула из рассеченного тела. Но У молчал, и было видно, что говорить он не собирается.
После двенадцатого удара У лишился чувств.
Пристав остановил пытку. Судья Ди знаком приказал другим двоим приставам поднять У с пола и поставить его на колени. Они принялись жечь пропитанную уксусом тряпку у него под носом, пока художник не пришел в сознание.
— Посмотри в лицо начальнику! — приказал судья Ди.
Один из приставов схватил У за волосы и запрокинул ему голову. Губы У конвульсивно двигались. Безжизненным голосом он прошептал:
— Я ничего не скажу.
Пристав уже занес тяжелую рукоять плетки, чтобы ударить У по лицу, но судья Ди знаком остановил его и спокойно обратился к У:
— У, вы образованный юноша. Неужели вы не понимаете все безумие вашего поведения? Я знаю о ваших отношениях с бедной заблудшей девушкой гораздо больше, чем вы предполагаете.
У отрицательно покачал головой.
— Я знаю, — бесстрастно продолжал судья, — что вы встречались с Белой Орхидеей в «Приюте Трех Сокровищ», храме возле восточных врат, и что…
Внезапно У вскочил. Он с трудом держался на ногах, и пристав подхватил художника под руку, чтобы тот не упал, но У этого даже не заметил. Он поднял обнаженную правую руку, по которой струилась кровь, и, грозя кулаком судье, пронзительно закричал:
— Теперь она исчезнет навсегда. Это ты, пес чиновный, погубил ее!
Из толпы послышались громкие восклицания. Староста Фан сделал шаг к обвиняемому и тоже стал выкрикивать что-то бессвязное. Приставы не знали, что и делать.
Судья Ди постучал молотком по скамье. Он возгласил громовым голосом:
— Тишина и порядок!
Шум стих.
— Если это повторится, — сурово изрек судья Ди, — я буду вынужден приказать очистить зал! Пусть все останутся на своих местах.
У снова рухнул на пол. Его тело сотрясали рыдания. Староста Фан застыл по стойке «смирно». Он прикусил губу так сильно, что по подбородку заструилась кровь.
Судья Ди медленно пригладил бороду.
Затем его глубокий голос нарушил скованное молчание:
— Сюцай У, вы видите, что вам ничего не остается, кроме как поведать всю историю целиком. Из вашего последнего выкрика следует, что я подверг жизнь Белой Орхидеи опасности, упомянув о ваших тайных свиданиях в заброшенном храме, а значит, это вы ответственны за ее исчезновение. У вас было времени более чем достаточно для того, чтобы предупредить меня.
Судья сделал знак, и приставы поднесли У чашку крепкого чаю. Он осушил ее в один глоток, а затем произнес убитым голосом:
— Теперь ее тайна известна всему городу. Теперь ее не спасти!
Судья Ди сухо заметил:
— Предоставьте суду решать, можно ли ее спасти или нет. Еще раз прошу вас рассказать все, как есть.
У взял себя в руки и тихо начал:
— Возле восточных врат стоит небольшой буддийский храм, называющийся «Приютом Трех Сокровищ». Много лет назад, когда дорога на запад еще лежала через Ланьфан, он был построен монахами из Хотана. Когда монахи ушли отсюда, храм пришел в упадок, люди из соседних домов разобрали двери и мебель на дрова. Но роспись на стенах, великолепная роспись, сохранилась.
Я обнаружил эти фрески случайно, когда блуждал по городу в поисках образцов буддийского искусства. Я стал часто захаживать в храм и перерисовывать там эти росписи. Особенно мне полюбился маленький внутренний садик за храмом; по ночам я пробирался туда, чтобы наслаждаться лунным сиянием.
Как-то вечером недели три тому назад я крепко выпил и отправился в храм, чтобы ночной воздух освежил мою голову.
Сел на каменную скамью и тут вижу — входит в сад девица.
У потупился; в зале царила мертвая тишина.
Подняв голову, художник посмотрел перед собой невидящими глазами и продолжил: