Я обнял его, крепко сжал, радость, облегчение затопили меня.
– Пустое, Аркаша, погоди. Ты думаешь, я ее спас? Ты думаешь, можно спасти… Она все равно умерла. Через два года взорвалась – делала бомбу. Я узнал сильно позже. Ни могилы не смог найти, ничего. А ведь она тоже мстила, за унижения, за погибшего брата… не хочу говорить. Видишь ли, в чем дело, я много думал тогда, а после того, что нам Ольга Михайловна говорила, думал еще больше. Может, она и права была, может, обретает человек право на месть, может, и становится орудием праведным, но в огне мести не только виновный гибнет, оружие-то тоже сгорает, до того силен этот огонь. И по-другому и быть не может и не должно, Аркаш.
Мы помолчали.
Здесь кончаются записки АПЗ
Эпилог
«Воскресение Твое, Христе Спасе» – донеслось из собора. Двери дрогнули, распахнулись. Крестный ход медленно, степенно плыл по ступеням, приостановился у подножия лестницы и под колокольный звон потек, огибая взмывающие в ночь белые бока храма. Худой белобрысый мальчишка, Антипка, забежал в ворота, деловито и быстро огляделся, кому-то кивнул и шмыгнул к паперти. Там так же быстро перекрестился и втерся в группу стоявших тут же нищих. Те потеснились, освобождая ему место. Хвост крестного хода дрогнул и тоже двинулся вкруг собора. Паперть зашевелилась и повлеклась следом. Голоса людей взмывали в черное небо. Свечи, звезды, искры салюта. Снова начало моросить. Ход вернулся к дверям. Началось каждение. Нищие сбились в небольшую группу и стали на ступенях, сбоку внизу, там, где лестница расширялась. Антипка стал в первом ряду, подул на замерзающие руки. К нему подбежал другой мальчик, наклонился, зашептал на ухо. Антип кивнул, подставил сумку, что висела на животе. Мальчик что-то сунул туда и встал рядом, на ступеньку ниже.
– Христос воскресе! – наконец пропел архимандрит.
– Воистину воскресе! – понеслось над площадью.
Нищие закрестились, закланялись. Двери собора отворились, принимая верующих. К Антипке подбежала еще пара ребятишек, он глянул на двери, в которых маячил полицейский, и сделал знак мальчикам оставаться на лестнице. Он оказался прав, нищих внутрь не пускали, в чем быстро убедились те, кто попытался пробраться в собор. Служба тем временем шла. «Господу помолимся!» – призывал дьякон. «Господи помилуй», – отвечал многоголосый хор. По лестнице поднимались опоздавшие. Неожиданно Антип дернулся и отступил за спину стоящего позади него инвалида. Мимо прошли два молодых еще человека: один – низкий, полный, круглолицый – все время крутил в руках пенсне, второй, чуть повыше и с несколько болезненной внешностью, кутался в яркий клетчатый плед.
– Ты что, того хавряка скурдошился? – тихо спросил его стоявший рядом конопатый вертлявый мальчишка. – Это ж доктор твой и его приятель!
– А то я не вижу! – огрызнулся Антип.
– Так чо? Ты ж базел с них отвел! И доктор это севрает.
– Севрает! Много ты понимаешь. – Антипка нахмурился. – Что мне с ним, корешиться теперь, что ли?
– Стал бы доктором. Сам говорил, он тебя учить хотел. Поди плохо. Живи в сытости, при больничке… Хотя ты и у нас поднялся. Дирший теперя.
– Ага, при больничке. Пожил бы ты с барами-то! Доктор хоть и не бьет, а строгий. То делай, это не делай. Читать учись. Оно мне надо?
– Тише, тише, не ровен час услышит кто. Осудишь доктора-то, а он тебя отравит. Слухи ходили разные, – внезапно влез в разговор инвалид.
– Брехали слухи твои, – огрызнулся Антип. – Ни при чем доктор.
– Ни при чем, говоришь, ну, дай Бог. Только люди зря не скажут. А вообще правильно ты рассудил, парень. Нечего лезть не в свои сани. Что еще там за люди, что за порядки. У нас в Норах ясно все. Хоть, скажем, и убьют, а все по-человечески. За еду или, например, по пьяному делу. А тут… Вот взять хоть Александра Трушникова – сын который. Уж на что был барин. И экипаж, и все манеры. Подавал, правда, скупо. А смотри-ка, оказался какой убивец. Что ему не хватало? Еще способ выбрал, я слышал – иголками отца исколол. Вот!
– Каин и Хам в нем воплотились, – веско сказала богомолка. – Брата убил, отца убил. Такие дверь Антихристу открывают. Попомните мои слова! Скоро уже.
«Снизшел еси в преисподняя земли, и сокрушил еси вереи вечныя…» – неожиданно донеслось из собора.
– Спаси Господь, – закрестилась старуха, и вместе с ней осенили себя крестом все стоящие рядом.
На время на ступенях затихли, стали прислушиваться к службе, подпевать. Инвалид же все неодобрительно косился на бабу и наконец не стерпел.
– Вот влезла со своим Антихристом. Праздник на дворе, она каркает, как ворон.