– За дело, барин, – неожиданно просипел паренек.
– За дело… В трактире что-то украсть пытались. Все убежали, а этот вот, Антипка, не успел… Давай руку.
Он начал накладывать пропитанную каким-то белым раствором тряпицу.
– Изобретение Пирогова – алебастровая налепная повязка. Применим к тебе, братец, передовые медицинские методы. А ты не стой, иди помогай, только фартук надень, – обратился он ко мне. – Тут, видишь ли, кости сломаны. Я собрал, как смог, сейчас зафиксируем. Через месяц, думаю, можно будет снять. Черт! Да не смотри так! Тут и ребро сломано, и ушибы внутренних органов, и… Улица, голод, ранний алкоголизм, сифилис, чахотка – вот с чем мы живем рядом, Аркадий Павлович. Этому еще повезло, можно сказать. Не весь букет.
– Ты его в больницу? – понизил я голос.
Самулович коротко дернул головой.
– Я заплачу.
– Тогда конечно. Понимаешь, у меня совсем пусто. Может, ты поддержишь меня? Давай вместе накидаем такой, знаешь, проект. Со всеми умными словами, с расчетами. Что там еще, для солидности. Нам бы хоть горячие обеды для детей организовать. Только без барышень с их фантазиями. А то летом обращался в дворянский клуб, так там предложили доверить деньги какому-то Дамскому комитету. А в комитете, боже мой, – «Ох, давайте мы будем нянчить нищих малюток!», «Ах, я готова чинить одежду».
Борис передернул плечами. Тут надо сделать пометку, что женщинами он совершенно не восхищался, чем меня сильно удивлял в ту пору. Я тогда не мог полностью прояснить себе истоки такого поведения в молодом человеке. Впрочем, невыигрышная внешность и бедность самого Самуловича делала его так же малоинтересным светскому женскому обществу.
Борис помыл руки и снял фартук.
– Дядька, вы меня в больнице оставите? – просипел мальчик, ерзая на кушетке.
– Оставлю, оставлю. Только ты уж, дружок, не бузи. Очень ты меня обяжешь. А то вот как раз прошлым летом оставил я одного такого. А он возьми да и сбеги. Так ладно бы еще бежал, но он в аптеке пять рублей украл, стащил мою шляпу, две простыни и чайник. Как после этого денег для благотворительности просить? Очень мне та история повредила. Понимаешь ты, нет?
– Что не понять. Все ясно. Подкрысил нам Фролушка. Сам поднялся с тех юсок. В Норы переехал. А нас с носом, без обедов, стало быть. А с другого края, что делать, воля поманила.
– Вот-вот, «воля»! – Борис поднял палец. – Заметь, Аркаша, не «свобода», именно «воля». Тут не отсутствие ограничений, тут больше. Тут гуляйполе. Бесшабашный и беззаконный произвол! Вот поверь мне, через это-то и придет беда. У нас ведь как – две крайности. С одной стороны вот такие, кому и в сытости не живется – волю подавай без границ и удержу. А с другой, спасибо жандармскому отделению, особое поколение верноподданных народилось. И не качай головой, все эти реформы мало что поменяли в глубинной психологии. Навоспитывали мы иудушек. А ведь того не понимают воспитатели, что не любить Отечество они научили, а только предавать что угодно, когда выгодно.
Я часто слышал подобные рассуждения от своего друга, а вот пациент наш совсем ошалел: крутил головой, глаза таращил.
– А что за Норы такие? – поинтересовался я, чтобы сбить разговор с опасной стези.
Борис сдернул пенсне, кашлянул и тоже кинул взгляд на парнишку.
– Норы… хм, – протянул он. – Норы – это интересная история. У нас же тут холмы меловые, ты знаешь. Так вот, там, за Ильинской церковью, после нищих кварталов есть холм, а в нем то ли старые шахты, то ли погреба – бог знает. Я не разбирался. Знаю только, что там живут.
– Хорошее место. Зимой тепло, летом прохладно, – снова засипел Антипка.
– Конечно, прекрасное место! Позор городу. Такой притон. Ходы-выходы. Никому дела нет. Полиция стороной обходит. А впрочем, видишь, многие за счастье почитают там обосноваться. Мне рассказывали, что был тут дворянин один – Столбов. Он вроде пытался тамошнюю братию как-то организовать и расселить. Ерунда, наверное.
– Не ерунда, – снова вступил паренек, – Михаил Филиппович, благодетель, все за него Богу молимся. При нем, говорят, и еду раздавали, и работу он подкидывал.
– А не при нем в старом штреке трех человек засыпало? Не он ли клад искал по подземельям? – Какие-то слышанные разговоры неожиданно всплыли в моей памяти.
– И не искал он клад, а, впрочем, хоть бы искал, вам что за беда? А засыпало, так то – Божья воля.
– Да ты не сердись. Я же не осуждаю благодетеля вашего. Я так. Интересный, должно быть, был господин…
– Ладно, – Борис поднялся и поманил Антипа за собой. – Пойдем, я тебя в палату устрою. Одежду тут оставь. Никто на нее не позарится. Вон рубаху надень и пошли. А ты, Аркадий, подожди меня здесь. Я быстро.