— Вы и правда из управы? — спросила она небрежно. — Здешние люди, знаете ли, частенько лгут.
Радуясь такому повороту, Цзяо Дай вытянул из башмака свернутую бумагу. Девушка, прежде чем взять ее, отерла пальцы о свои волосы.
— Читать я не умею, — заметила она, — но глаза у меня острые!
Она легла на живот, сунула руку в щель между кроватью и стеной и выудила оттуда нечто прямоугольное, завернутое в серую бумагу. Снова села и стала сравнивать печать на грамотке Цзяо Дая с оттиском на обертке.
Вернув грамоту, она сказала:
— Все в порядке. Рисунок один и тот же.
Она задумчиво смотрела на Цзяо Дая, медленно почесывая ляжку.
— Откуда у вас пакет с печатью управы? — Цзяо Дая разбирало любопытство.
— Поглядите-ка, как он оживился! — Девушка надула губки. — Вы что, и вправду сыщик?
Цзяо Дай сжал кулаки.
— Слушай, девка! — выпалил он. — Разве не тебе только что хорошенько всыпали? Или ты думаешь, я такой подлец, что пересплю с тобой после этого?
Девушка взглянула на него, зевнула и проговорила, растягивая слова:
— Я вовсе не уверена, что я сочла бы это подлостью с вашей стороны.
Цзяо Дай вскочил.
В общей каюте, когда он туда вернулся, Цзяо Дай обнаружил одного лишь По Кая. Поэт сидел за столом, голова его покоилась на руках. Он громко храпел. Толстомясая хозяйка сидела напротив, мрачно уставившись на чарку с вином. Цзяо Дай расплатился с ней и не преминул пригрозить, что в другой раз, коль ей вздумается обижать кореянку, ей придется иметь дело с ним.
— А чего такого, господин? — заспорила она. — Эта корейская девка, она же пленная, рабыня. И купила я ее по всем правилам, у начальства. — И тут же добавила вкрадчиво: — Но ваше слово, господин, для меня завсегда закон.
Вошел Ма Жун. Вид у него был довольный.
— В общем, — заявил он, — местечко оказалось недурное. А уж пышечка — лучше не бывает!
— Надеюсь, господин, скоро для вас найдется кое-кто получше! — затараторила хозяйка. — На пятой барке есть одна новенькая, настоящая красотка, да к тому же образованная. Сейчас она на содержании у одного господина, но, сами понимаете, это, как бы сказать, не может длиться вечно! Через недельку-другую…
— Роскошно! — воскликнул Ма Жун. — Мы у вас еще побываем. Только скажите вашим людям, чтоб не тыркали в нас ножами. Это нам не по нраву, а ежели нам что не по нраву, тут мы можем малость сгрубить. — Потрепав По Кая по плечу, он прокричал ему в ухо: — Эй, певчая птаха, давай просыпайся! Скоро полночь, домой пора!
По Кай поднял голову, желчно глянул на друзей и надменно промолвил:
— Вульгарны оба вы. Вам не понять моей души высокой. Предпочитаю здесь я поджидать Ким Сона, друга моего. А вы мне неприятны — вы думаете только о питье и блуде. Идите прочь; я презираю вас!
Ма Жун покатился со смеху. Он надвинул шапку По Кая ему на глаза. Затем они с Цзяо Даем вышли и свистнули лодочнику.
Глава седьмая
Судье Ди доносят о лаковой шкатулочке; в ночи кромешной он посещает храм
Ма Жун и Цзяо Дай, войдя во двор управы, увидели свет в окне судейского кабинета. Судья Ди уединился там со старшиной Хуном. Стол был завален бумагами и папками.
Судья жестом велел им занять табуреты перед столом и сказал:
— Мы с Хуном обследовали библиотеку судьи, но так и не поняли, каким образом был отравлен чай. Поскольку поставец с жаровней стоит у окна, Хун предположил, что убийца, находясь снаружи, проткнул оконную бумагу тонкой трубкой и посредством нее всыпал порошок в сосуд, стоящий на жаровне. Мы вернулись к библиотеке, чтобы проверить, возможно ли это, и обнаружили, что окна закрываются плотными ставнями, а их никогда не открывали, потому что окно выходит на темный угол сада. Покойный судья пользовался другим окном, тем, у которого стоит письменный стол.
Судья бросил быстрый взгляд на помощников и продолжил:
— Перед самым ужином я принял четырех квартальных. Мне они показались людьми вполне достойными. Был также и корейский квартальный, весьма способный человек. Похоже, у себя на родине он лицо довольно высокопоставленное.
Судья замолчал на некоторое время, глядя на пометки, которые он делал, пока работал с Хуном.
— После ужина, — продолжил он, — мы с Хуном просмотрели наиболее важные бумаги в здешнем архиве и нашли, что все записи сохраняются самым тщательным образом. — Он оттолкнул лежащую перед ним папку и спросил, оживившись: — Ну, а каковы ваши успехи на сегодня?
— Боюсь, господин судья, успехов у нас маловато, — вздохнул Ма Жун. — Видно, мне и моему другу придется учиться этому делу, что называется, с азов.