— А у Скоробогатова было много секретных дел? — тут же спросил я, прицепившись к последним словам Голубицына.
— Да кто ж его знает, — снова пожал он широкими плечами.
— Ну как же так, ведь вы работаете вместе, Николай Александрович! — неожиданно каркнул Черновицкий из соседней комнаты со своими обычными язвительными интонациями.
— А я нелюбопытный человек, — невозмутимо покосился в его сторону Голубицын. — То, что нашей работы касается, Георгий от нас и не скрывал, а остальное — дело не мое. Мало ли какие у меня секреты могут быть.
— И какие же? — высунул любопытный нос Черновицкий.
— Ну, например, что у жены моей язва желудка! И я не хочу, чтобы всякий там посторонний об этом знал! — парировал Голубицын, уже с откровенной неприязнью глядя в пронзительные карие глаза эксперта.
— Все понятно, Николай Александрович, — вступил я, сделав знак неугомонному Черновицкому, чтобы он продолжал свою работу и не вмешивался в разговор.
В свою очередь Михаил Степанович одарил меня красноречивым взглядом. Из многолетнего опыта совместной работы я понял, что он раскопал что-то весьма интересное. Кивнув ему, я вновь обратился к Голубицыну:
— А насчет его спонсорской помощи одному из кандидатов в депутаты городской Думы вам что-нибудь известно?
— Нет, — отрезал Голубицын. — Я вообще не интересуюсь политикой! И мне все равно, кого он там спонсировал! Главное, что не из моего кармана!
— Угу, — кивнул я и задал следующий вопрос: — А вам такое имя — Игорь Кириллович Астахов — знакомо?
— Первый раз слышу, — не задумываясь, ответил Николай Александрович.
— Его супруга говорила, что это старинный приятель Георгия Анатольевича, — подсказал я, но Голубицын лишь повторил, что никогда раньше не слышал такого имени.
Я покивал и продолжил:
— Я вам дам лист бумаги, попробуйте подробно расписать, как развивались события в течение вчерашнего вечера… Какое у кого было настроение, о чем велся разговор, кто что делал — желательно прямо по минутам. Ну, насколько сможете, конечно.
И, оставив озадаченного, впавшего в угрюмое состояние заместителя директора наедине с его воспоминаниями, я поспешил к Черновицкому.
— Что тут у тебя? — спросил я, закрывая за собой дверь.
Черновицкий молча кивнул на одну из четырех рюмок, стоявших на подносе донышками вверх.
— Ну и что? — пожал я плечами.
Черновицкий окинул меня полным презрения взглядом, потом с помощью пинцета приподнял одну из рюмок и показал на свет. Я заметил едва различимые разводы на краях рюмки.
Теперь я уже ничего не говорил, только смотрел на Черновицкого. Тот сказал:
— Что это такое, я точно смогу определить только в лаборатории.
— Стоп! — неожиданно осенило меня. — А почему четыре рюмки? Их же трое было!
— Так этот ведь сказал, что кто-то позвонил и договорился о встрече, — напомнил мне Михаил.
— Выходит, он с ним выпивал, — задумчиво протянул я. — И что же, Скоробогатов после этого разговора принялся отмывать рюмки и наводить порядок? Будучи в довольно-таки сильном опьянении? Что-то это сомнительно… А эти рюмки все здесь стояли? — спросил я у Черновицкого.
Тот посмотрел на меня с выражением оскорбленного экспертного достоинства.
— Интересно, интересно, — продолжал бормотать я, а потом резко вышел в соседнюю комнату.
— Николай Александрович, а когда вы уезжали, на столе все по-прежнему оставалось? Ну, в смысле, порядок вы не наводили? — спросил я у заместителя директора.
— Зачем мне наводить? — недоуменно буркнул он.
— Ну, убрать там за собой со стола, рюмки помыть…
— У нас для этого секретарша есть, — совсем угрюмо сообщил Голубицын. — Она и помыла бы в понедельник с утра, она ведь за полчаса до открытия приходит.
— А Георгий Анатольевич не стал бы убирать и мыть посуду?
— Да вряд ли, — хмыкнул Голубицын. — Зачем ему? Да он уже уставший был, откровенно говоря. Зевал даже.
— Угу, — кивнул я. — А о чем шел вообще разговор между вами?
— Вот я тут все пишу, — мрачно ткнул рукой в поданный мной листок Голубицын. — Потом почитаете.
В этот момент дверь резко распахнулась, и в приемную буквально ворвалась женщина лет сорока, высокая, худая, с резкими чертами лица, с выдающимся хищным носом и глубоко посаженными черными глазами. Мне показалось даже в тот момент, что в комнату влетела какая-то птица.