— Скажите, а может быть, кто-нибудь на вашу фирму, что называется, наезжал? — впрямую поинтересовался я у Голубицына и Арцыхевич.
Те переглянулись, на лице Серафимы Яковлевны отразилось явное недоумение. Голубицын, кашлянув, с расстановкой произнес:
— Вы знаете, ничего подобного я припомнить не могу.
— И я тоже, — тут же энергично подхватила Арцыхевич. — Сейчас не те времена. И вообще — с какой стати? У нас все в порядке, можете проверить баланс, налоги платим аккуратно, потребители все довольны, поставщики тоже.
— Я согласен, — кивнул Голубицын.
— Ну, а долги?
— Какие долги?! — всплеснула руками Арцыхевич. — Я же говорю — у нас все в порядке! Можете взять документы и ознакомиться!
— А конкуренты? Я так понимаю, что вы — не первая компания в городе, производящая водку. Не секрет, что первое место держит у нас бывшая ликерка…
— Да, приватизированная командой губернатора, — подал голос вездесущий живчик Черновицкий, который успевал прислушиваться к нашему разговору, занимаясь своими непосредственными обязанностями эксперта. — И они-то не очень довольны тем, что вы тут, понимаешь, разворачиваетесь.
— Да, Николай Александрович, — подхватил я. — Вот я заметил, что в рознице появились новые сорта водки, ликеров. То есть вы работаете над ассортиментом, пытаетесь конкурировать…
— Ну и что, — пожал плечами Голубицын. — Такой оборот, как у ликерки, нам все равно не дадут сделать.
— А вы пытаетесь, — наседал я. — Может быть, это предупреждение вам?
— Ну, это уже перебор, — озабоченно покачал головой замдиректора. — Мы им не конкуренты. Наша доля в обороте — примерно процентов пятнадцать. Они же забирают себе все семьдесят. Остальное делится между другими мелкими структурами. Собственно, все это отражено в статистических документах. Если вам это интересно, можете сделать запрос в областном управлении.
— Сделаю, — пообещал я и со вздохом подытожил: — Итак, вы отрицаете, что имели перед кем-то невыполненные обязательства, по поводу которых на Скоробогатова кто-то мог иметь зуб.
— Совершенно верно, — ответила Арцыхевич.
Голубицын же, помедлив, задумался и помрачнел еще больше. Наконец он выдавил:
— Если только личные долги самого Скоробогатова, которые нам неизвестны.
— Хорошо, — вздохнул я. — Давайте теперь попробуем вспомнить, как вел себя вчера Георгий Анатольевич.
— Что значит «как»?! — нервно сдвинула брови Арцыхевич. — Нормально вел, как всегда.
— То есть он не нервничал, не выглядел обеспокоенным, не смотрел постоянно на часы?
— Нет, — категорически качнула головой бухгалтерша.
— Ну а в последнее время не замечали за ним какие-нибудь странности? Может быть, обеспокоенность чем-то? — продолжал уточнять я.
Арцыхевич задумалась. Она посмотрела на Голубицына, как бы ища у него поддержки, но заместитель генерального директора скептически пожал плечами. Серафима Яковлевна снова нервно дернулась, недовольно махнула рукой в сторону Голубицына, вскинула брови вверх и, округлив глаза, выпалила:
— Да! Я замечала! Он как будто бы нервничал. Просто мы давно друг друга знаем, Жора, он… спокойный всегда! А тут стал выглядеть как-то раздраженно. Вот именно раздраженно!
— И с чем же это связано?
— Я не знаю, с чем это связано! — с каким-то вызовом произнесла Арцыхевич. — Мало ли, какие у него могут быть неприятности помимо работы. Ну что вы молчите, Николай Александрович!
— А что я могу сказать? — прогудел Голубицын. — По-моему, Жора был таким, как всегда. Во всяком случае, я ничего подозрительного не заметил.
— А я и не говорю, что это подозрительно! — вскричала Арцыхевич. — Просто у него было такое настроение, и я это замечала…
Голубицын снова пожал плечами и мрачно уставился в окно.
— А где эти проблемы у Скоробогатова могли быть? — обратился я к Арцыхевич.
— Я же вам сказала, молодой человек, за пределами работы, — подчеркнула Серафима Яковлевна. — Большего я пока вам сказать не могу, если вдруг что-то вспомню, то, конечно, обязательно скажу. Просто все это так… неожиданно, у меня просто голова кругом! Нужно время, чтобы у меня мысли пришли в порядок. Понимаете?
— Понимаю, — спокойно ответил я и почувствовал, что нервное состояние Арцыхевич нарастает с каждой минутой нашего разговора. — Вы успокойтесь, пожалуйста.
Я залез в свою сумку, достал оттуда бланки повесток и выписал Голубицыну и Арцыхевич приглашение явиться для беседы в официальной обстановке в полицию.