Выбрать главу

Полина пожала плечами. Базиль рассказал им о своем визите к Ванде, не отрывая взгляда от зеркала.

— И в результате, — заключил он, — Ванда все же опознала Владимира как Джона Ингелоу.

— Боже! — вырвалось у Полины.

Род, судя по его виду, был удивлен не меньше. Щеки Полины залила пунцовая краска.

— Значит, если Ванда действительно выходит замуж за Ингелоу… тогда, может, ты меня простишь? — И она повернула свое сияющее личико к Роду.

Базиль улыбнулся. Наблюдая за ними и радуясь за них душе, он все же чувствовал себя не в своей тарелке и поэтому не мог не внести в эту радостную атмосферу некоторый оттенок вполне оправданной настороженности.

— Тем более странно, что Ванда вела себя подобным образом… — проявляя такой интерес к Роднею.

Радость потускнела на лице Полины, как тускнеет поверхность зеркала, когда на него подышишь.

— Может, она старается добиться восхищения собственной персоной от каждого встречного мужчины?

— Возможно.

Базиль не спускал глаз с Роднея, тщательно изучая его лицо. Был ли этот юноша на самом деле столь откровенен? Действительно ли он впервые, только что, узнал, что Ванда хотела выйти замуж за Ингелоу? Его так часто видели с Вандой за последние несколько недель, и она, казалось, была совершенно уверена, что он в нее безумно влюблен.

Род заерзал под пристальным взглядом Базиля.

— Известно ли полиции об Ингелоу? — спросил он.

— Да, сведения о нем попали в первые выпуски вечерних газет.

— Тогда Марго не придет, нечего и ждать, — воскликнула Полина. — Она хоть и наглая баба и ее ничем не проймешь, все же вряд ли она рискнет появиться на публике, чтобы пообедать в фешенебельном ресторане всего лишь день спустя после убийства мужа.

— Вряд ли, — согласился с ней Базиль. — Скорее всего в данный момент ею занимается полиция.

— А она не могла быть убийцей? — внезапно предложила Полина. — Вы ведь видели, как она выходила из алькова.

Базиль рассмеялся.

— Разве брак — это единственный мотив для убийства?

— Они стали чужими друг для друга. Собирались развестись…

— Зачем рисковать головой и убивать мужа, если от запросто можно избавиться с помощью развода и получить при этом солидный денежный куш? — заметил Базиль. — В наши дни все эти убийства из-за матримониальных побуждений нужно оставить на совести садистов и тех женщин, поклонниц высшей морали, которые считан убийство поступком более добродетельным или, по крайне мере, более респектабельным, чем развод.

— Но ведь она хорошо знала его, знала, что у него с Вандой, — упорно цеплялась за свою теорию Полина. — Почему же ей…

Базиль прервал ее и, повернувшись к Роду, спросил:

— Можете ли вы доказать, что вы не знали Ингелоу даже в лицо?

— Конечно, нет. — Торопливые пальцы Рода начали передвигать по столу солонку.

— Значит, не можете. Но вас повсюду видели с Вандой, а Ингелоу был ее любовником. Полиция, конечно, станет утверждать, что вы знали Ингелоу, знали его отношения с Вандой, и таким образом в руках у них окажется довольно убедительный мотив. Как, впрочем, и присяжные, которые назначаются случайно из граждан огромного города. Женщина плюс два мужчины равняется ревность.

— Чудовищная чепуха! — взорвался Род. — Если периодически появляешься на людях с женщиной, с которой тебя связывает общая постоянная работа, то это отнюдь не означает, что ты в нее влюблен. И ни один достойный человек не станет рисковать головой ради чего-нибудь еще, кроме настоящей любви!

Базиль утвердительно кивнул головой, но в его душе не растаяло сомнение. Ванда — соблазнительная женщина. Род — слишком юн и неопытен. Секретом его шарма как раз и является его почти детская наивность. Допустим, он зашел слишком далеко в своих отношениях с Вандой, и затем вдруг обнаруживает, что был для нее лишь забавой и что на самом деле она выходит замуж за Ингелоу. Бывали случаи, когда мужчины убивали и за меньшую провинность… И такой убийца после этого спокойно мог вернуться к Полине, чтобы скрыть от полиции мотив своих действий…

— А вот и она, — тихо сказал Базиль.

— Кто она? — Они резко повернулись к нему в замешательстве.

— Марго Ингелоу.

Вероятно, требовалось что-то посерьезнее убийства мужа, что могло бы удержать Марго от посещения любимого ресторана в обеденное время. Она остановилась на верхних ступенях лестницы. Ее серые глаза казались почти белыми на фоне ее смуглого, почти коричневого лица. На ней была простая накидка из тафты, которую носят пастухи-бедуины, на руках — белые лайковые перчатки, а на ногах модные кожаные сандалии. Желто-белые ленты украшали ее маленькую черную шляпку.

— Кто это с ней? — прошептал Род, пытаясь разглядеть ее спутника.

Но вот пара сошла вниз, и он сам ответил на свой вопрос:

— Ба! Да это же Мильхау!

Старший официант усадил их с торжественной церемонностью и лично принял заказ. Мильхау суетился, всячески угождая своей спутнице, снял с нее накидку, поудобнее разложил маленькие подушечки за спиной. Марго принимала все эти почести с холодной надменностью императрицы. Возле ее столика, при входе или выходе из ресторана, непременно останавливались другие посетители. Она приветствовала всех милой улыбкой, и на ее щеках появлялись глубокие ямочки. Это была улыбка отнюдь не разбитой горем вдовы, да и те, кто топтались возле нее, судя по всему, не выражали ей особых соболезнований и не сильно оплакивали жертву. Очевидно, все уже относились к ней как к разведенной, самостоятельной женщине. Но все же даже такое предположение не объясняло до конца поведение всех этих людей. По мере того как Базиль внимательно наблюдал в зеркало загадочную пантомиму, он все отчетливее осознавал, что эти позы и жесты не были ухищрениями галантных кавалеров, крутящихся возле привлекательной женщины. Во-первых, Марго таковой назвать было нельзя, а во-вторых, все эти вздыхатели были несколько стары для подобной роли. Как и у Мильхау, все их манеры отличались странной почтительностью, добросовестным, заранее рассчитанным на эффект энтузиазмом. Мильхау встал и направился к буфетной стойке.

— Ну вот, наступил ваш черед, действуйте, — прочитала Полина.

Базиль отодвинул кресло, вышел из-за столика, но пошел не по направлению к Марго, а прямо к Мильхау.

— О, доктор Уиллинг! — жирное лицо Мильхау не выразило особой радости.

— Не слишком ли неожиданна ваша привязанность к вдове в ее безутешном горе? — спросил Базиль.

Глаза Мильхау были круглые, черные, как бусинки, словно у канарейки, только в увеличенном масштабе.

— Бизнес есть бизнес, доктор Уиллинг. Сами понимаете в какую дыру я угодил. Спектакль испорчен, моя «звезда» на грани нервного потрясения. Я потеряю около 80 тысяч долларов, если не предприму что-нибудь, и как можно скорее. Контрактом связаны сотни людей, и мне срочно нужно поставить что-то другое, с быстротой звука. Мисс Ингелоу всегда была без ума от театра, — продолжал он, — так что я в меру своих сил пытаюсь оказать первую помощь своему банковскому счету и уговорить ее финансировать следующую мою постановку.

Базиль был крайне удивлен словами Мильхау.

— Разве может она это сделать?

— Может? Что за вопрос!

Глаза у Мильхау вдруг заблестели, как у человека, мучимого страшными приступами голода.

— Уверен, что может. Со всеми деньгами Ингелоу?!

— Мне казалось, что деньги теперь принадлежат мисс Морли.

— Это казалось и Ванде, — резко возразил Мильхау. — Но она сильно заблуждается на этот счет. Сегодня утром я был в полицейском управлении, и там они располагают точными сведениями, полученными прямо из рук личного адвоката Ингелоу. Новое завещание, по которому все состояние должно было перейти во владение Ванды, осталось неподписанным. Все деньги отныне принадлежат «моей любимой супруге Маргарет Адэмс Ингелоу», как об этом и говорится вполне убедительно в старом завещании. Да, Ванде явно не повезло!

— Таким образом, если я вас правильно понял, если бы Ингелоу успел подписать новое завещание, то в результате мисс Ингелоу, его законная супруга, не получила бы ничего, кроме той незначительной суммы, которая ей причитается по условиям бракоразводного процесса?