В машине было тепло, но даже если господин Сакай и не сумел открыть дверь, он все равно мог позвать на помощь. Но, с другой стороны, в случае сердечного приступа у него просто могло не быть сил кричать.
— Вам надо проехать с нами, чтобы записать показания. Это всего лишь формальность, — заверил нас полицейский, напоминавший новобранца.
— Вообще-то, мне нужна моя машина, — запротестовал Джун, когда невесть откуда взявшийся эвакуатор принялся поднимать его «виндом», — я на ней работаю.
Я удивленно посмотрела на него. Неужели он и правда собрался ехать обратно на машине, в которой только что кто-то умер?
— К сожалению, нам придется обследовать вашу машину. Таковы правила, — вежливо объяснил полицейский.
Джун изменился в лице. Всю дорогу до полицейского участка Северного Уэно он что-то бормотал себе под нос.
Нас оставили ждать в вестибюле — светлом помещении с кучей постеров на стенах и фигурками животных на столиках. Помещение казалось таким миленьким, что напоминало детскую площадку, и я почувствовала себя беспомощной, как дитя. Конечно, я могла сказать, что мои поиски Нао Сакая и его внезапная смерть были всего лишь совпадением, но разве мне кто-нибудь поверил бы? Это было все равно что рассказать учителю о том, как ты делал домашнее задание, а его взяла и съела собака.
Джуну и мне пришлось повторить свою историю несколько раз. Сначала по отдельности, потом вместе. А потом, пока шесть представителей полиции Северного Уэно, патруля парка и токийской Метрополией полис совещались, Джун и я снова были отправлены в комнату, напоминавшую детскую площадку.
— Скоро приедет вдова. Передали, что она уже недалеко, — сообщил нам молодой полицейский, жуя яблочную жвачку.
— Вы нашли ее? — удивилась я. — А я думала, что Сакай уехал, не оставив адреса.
— Мы позвонили его брату в Кавасаки, а он знал, где найти жену. Так что полиция поехала к ней и теперь везет ее сюда.
Упоминание о брате заставило меня вспомнить об Энгусе Глендиннинге. Я посмотрела на часы, мне нужно было встретить его тридцать минут назад Я оставила его одиноким в огромном аэропорту.
Я не надеялась на то, что мне разрешат позвонить. В любом случае мне совершенно не хотелось светить нелегально купленную телефонную карточку. Пришлось, изобразив смущение, попросить разрешения воспользоваться комнатой для мытья рук. Услышав женский эвфемизм слова «туалет», полицейский закатил глаза, но все-таки махнул рукой куда-то в правую сторону.
Недалеко от туалета стоял платный телефон. Я вставила в него карточку, набрала номер и сразу же попала на автоответчик Хью, где и оставила сообщение о своем местонахождении и искренние извинения за то, что не смогла встретить Энгуса.
Я вернулась обратно в комнату, где Джун нетерпеливо ерзал на стуле. Мне хотелось намекнуть ему на то, что я смогла позвонить, но сделать это на глазах полицейского не было возможности. К сожалению, ситуация не располагала к разговорам, так что я попыталась успокоиться, уставившись на клетку с канарейками, висевшую на стене. Глядя на желтеньких и зелененьких птичек, я размышляла о том, как они оказались в комнате, куда животным вход воспрещен, но потом пришла к выводу, что эти канарейки — часть полицейской команды. Ведь канарейки умирают от малейшего проникновения удушающего газа, которого больше всего боятся в Японии. Сейчас они беззаботно пели, но в случае террористической атаки они умрут первыми.
Впрочем, о смерти мне думать не хотелось. Я переключила внимание на стену и попыталась читать постер с правилами по безопасности вождения велосипеда. По причине слабого знания иероглифов кандзи, мне понадобилось добрых полчаса, чтобы прочитать довольно простенький текст.
Между тем автоматическая дверь участка открылась, и вошли двое полицейских. Между ними шла женщина, но сзади мне была видна только ее мужская стрижка.
— Сакай-сан, мне жаль сообщать вам ужасную новость, — поклонился женщине вышедший из своего офиса начальник участка Северного Уэно.
Женщина повернулась к нему, и на несколько мгновений я перестала дышать: на ее лице выделялась большая черная родинка.
Это оказалась вчерашняя покупательница, торговавшаяся со мной за тансу. Я была в шоке, но женщина, которую я теперь знала как госпожу Сакай, не заметила этого. Она смотрела только на начальника участка.
— Ваша поездка из Кавасаки сюда была, наверное, утомительной, — тихо сказал начальник. — Пожалуйста, пройдемте ко мне в кабинет. Мой помощник принесет вам что-нибудь попить.
— Сакай-сама! — Джун Курой неожиданно вскочил со стула и упал перед ней на колени. — Я был с вашим мужем. Я очень сожалею, что ему стало плохо, когда он сидел в моей машине. Я хотел помочь ему, но моя подруга сказала, что уже слишком поздно...
— Мне нужно присесть, — пробормотала госпожа Сакай, даже не глядя на Джуна.
И полицейские увели ее.
— Пожалуйста, не делайте так больше. Вы же расстраиваете жену пострадавшего, — обратился молодой полицейский к Джуну.
Я отвернулась, обдумывая новую информацию о жене Сакая. Я изложила полиции обстоятельства при которых купила тансу, но внешность второй покупательницы не описывала, не зная, что это имеет значение. Если рассказать сейчас, это может заставить их отнестись к смерти Сакая по-другому — более внимательно, — и превратить меня из невинного свидетеля несчастного случая в гораздо более зловещую персону.
Я размышляла об этом весь следующий час, не обращая внимания на школьников и парочку местных жителей, приходивших поинтересоваться регистрацией недвижимости и разрешениями на вождение велосипедов. Ох, если бы моя жизнь была такой же скучной. Но я сомневалась, что это когда-нибудь случится.
И вдруг атмосфера изменилась. Молоденькая студентка, пришедшая оформлять документы на свой велосипед, была почти сметена ворвавшимся длинноволосым иностранцем, который, казалось, видел все, но только не то, что было перед глазами. На вид молодому человеку было чуть больше двадцати. Оценив размер его рюкзака и серебряную серьгу в виде ящерицы, я предположила, что это какой-нибудь нелегальный продавец ювелирных украшений. Но полицейских рядом с ним не было. Заметив канареек, парень хихикнул и подошел к ним.
— Как дела? — Он засунул палец в клетку, но когда канарейки шарахнулись в сторону, тут же убрал руку, полез в карман шортов и достал сигарету.
Парень зажег сигарету, затянулся и повернулся ко мне лицом. Увидев его темно-зеленые глаза, я вдруг совершенно четко поняла — он являл собой кошмарную копию Хью. Да, таким мог бы быть мой любимый, если бы носил шорты, а не костюмы.
— Ой, марихуанакай? — Молодой, жующий жвачку полицейский вскочил на ноги и подошел к незнакомцу.
— Нет! Это же не травка? — спросила я по-английски.
— Гвоздика, — сказал парень, — а что, женщина?
Он выпустил колечко дыма на канареек, которые возмущенно зачирикали.
— Это сигареты с гвоздикой, — перевела я полицейскому.
— А это что за субстанция? — немного спокойнее спросил полицейский.
— Приправа, очень популярная за границей, обычно ее используют для приготовления пирожков.
— Этот иностранец, — сказал полицейский, — вполне может понести наказание за курение в неположенном месте и за издевательство над животными.
— У тебя могут быть проблемы, — перевела я молодому человеку, — если не прекратишь издеваться над канарейками и не выбросишь сигарету. Перестань, если не хочешь остаться тут на ночь.
— Какая-то странная страна, — отозвался парень и затушил сигарету о клетку, стряхнув пепел прямо в нее.
— Ты Энгус Глендиннинг, да? — спросила я.
— Рей? — Парень оглядел меня с головы до ног и ухмыльнулся. — Никогда бы не догадался. Ты не похожа на белую госпожу.
— Ты тоже меня удивил, — выдавила я. — Где ты нахватался этих слов? В кино?
Когда я говорила с ним по телефону, он не казался таким идиотом.