Толпа поредела около четырех часов, когда начался фестиваль. Госпожа Маэда выгнала и меня, так что я запрыгнула на последний троллейбус, возвращавшийся в храм, и высадилась вместе со всеми около главных ворот, где укрылась за деревьями, чтобы не платить за вход.
Акеми оставила в чайном домике записку: «У меня твой костюм. Приходи в доджо помыться». Конечно, ей было легко предлагать, но мне-то нужно было попасть туда незамеченной. Впихнув туалетные принадлежности в рюкзак и понадеявшись, что она сможет одолжить мне чистое полотенце, я пошла в доджо.
— Ты собираешься праздновать Танабата? — остановил меня голос Ваджина, когда я дошла до лужайки между лесом и домом Михори.
Он развалился на валуне в искусно сделанном саду камней.
— Что думаешь о моем костюме? — Он встал, демонстрируя впечатляющее бирюзовое одеяние.
— Довольно мило, — прошептала я. — Пожалуйста, не говори так громко. Родители Михори не знают, что я здесь.
— Что ты собираешься надеть? Возьмешь у Акеми униформу для занятий боевыми искусствами.
— Нет, я пойду в традиционной одежде, но не приближайся ко мне, ладно? Я не собираюсь привлекать внимание.
— Вот о чем ты должна волноваться! — Акеми держала пару традиционных сандалий гэта на трехдюймовой подошве, сделанных из гладкого полированного дерева.
Я поднялась на них — да, равновесие удержать будет сложно.
— Мне надо пройти всю дорогу до выхода из храма в этих сандалиях? Не знаю, смогу ли, — засомневалась я.
— Я не прошу тебя бежать, просто иди. — Акеми нахлобучила лисью маску на мою влажную голову и плотно затянула эластичный шнур вокруг затылка, не задумываясь о том, что у меня будет очень странная шишка, когда волосы высохнут. — Вот. Отлично выглядишь.
— Повтори еще раз, зачем мне это надо, — сказала я. — Я думала, что мне придется спрятаться в лесу.
— Ты жила здесь несколько дней и не сделаешь мне одолжение? — укоризненно посмотрела на меня Акеми сквозь прорези своей медвежьей маски.
— На самом деле все гораздо сложнее, правда? Вы с матерью... — Мне надо было завести разговор о том, что я подслушала в саду.
Но Акеми меня остановила.
— Сейчас мы не можем об этом говорить. Все, что я прошу, — это чтобы ты сидела рядом со мной, держа рот закрытым, а глаза — открытыми.
Пришлось последовать за своим новым врагом через храмовые земли. Сандалии на высокой платформе сделали мою походку весьма манерной. Всегда страстно желая быть высокой, я наслаждалась своим ростом, но понимала, что к концу вечера натру себе кровавые мозоли.
Нас посадили к шестому рикше в веренице из почти тридцати, в маленькую открытую тележку, украшенную бумажными лентами, цветами и звездами. Когда я уселась на мягкое сиденье около Акеми, никто не возразил против моего присутствия. Наш водитель-рикша был спарринг-партнером Акеми, и я удивилась, что он добродушно перешучивается с женщиной, которая неделю назад швыряла его через бедро. Но этой ночью он пил сакэ и передавал фляжку Акеми.
— И сколько же сакэ надо выпить мужчине, чтобы утратить свою мужественность? — поддразнила Акеми.
Некоторые леди в масках, сидящие в других тележках рядом с нами, рассмеялись. Слушая их низкие голоса и замечая мельком слишком волосатые ноги, я засомневалась, что все принцессы — женщины.
Когда мы свернули на юг, к главному кварталу Камакуры, толпа, наводняющая улицы, увеличилась. Я восторгалась тем, как засаженная вишневыми деревьями аллея, по которой мы ехали, была украшена разноцветными лентами и оригами. Махая бамбуковым шестом, декорированным орнаментом из бумаги васи, я чувствовала себя членом очень странной королевской семьи. Через маленькие прорези своей маски я изучала толпу — тысячи японцев, одетых в разноцветные юката, похожие на тот, что был на мне. И вдруг около пивной палатки «Асахи» я заметила пару рыжих голов, выделявшихся из моря черноволосых. Я прищурилась, чтобы рассмотреть, и узнала братьев Глендиннинг. И тут я вспомнила, как Энгус заставлял Хью отвести его на фестиваль. Да уж, он явно нашел убедительные слова.
Моим первым порывом было нырнуть вглубь повозки, но я решила, что это было бы слишком заметно. Вместо этого я ссутулилась, глядя на свои сандалии.
— Ты странно себя ведешь, — резко прошептала Акеми.
— Это они. Хью и Энгус! Около палатки «Асахи», — пробормотала я на английском.
— Даже не упоминай про покупку пива! Этот рикша рекламировал лучшее сакэ в Камакуре! — воскликнула одна из мужественных принцесс.
— Да, налейте моей встревоженной подруге выпить, — пошутила Акеми, добавив: — Никто не опознает тебя в этой маске, глупышка.
Она была права. Вдобавок Хью понятия не имел, что я живу в Камакуре или что буду такой дурой, чтобы разъезжать на рикше. Я подняла голову и обнаружила, что ни он, ни Энгус не обращают внимания на парад. Они смотрели на Винни Клэнси, одетую в элегантное длинное льняное платье и очень непринужденно берущую Хью под руку.
Моя тележка проехала мимо, и я больше не могла наблюдать за ними. Но удар был нанесен. Что-то внутри меня умерло. Я глотнула сакэ и прислушалась к разговору Акеми с окружающими. Несмотря на костюм, все понимали, кто она, и я услышала несколько почтительных упоминаний о ее спортивной форме, на которые Акеми ответила шуточными протестами.
Я вспомнила жителей Камакуры, с энтузиазмом приветствовавших Акеми, когда мы приезжали в город на обед. Она точно так же была своей среди людей на параде. Все беседовали о том, что произойдет дальше — о предстоявшей речи отца Акеми при завершении парада около храма Хачимана. Настоятель Михори и другие сановники произнесут речи, потом несколько детей продекламируют молитвы, которые они написали в честь богини празднеств.
— Начало довольно скучное, — сказала мне Акеми. — Единственная вещь, от которой я получаю удовольствие, — это состязание лучников. Я представляю себе, как стрела летит в определенную мишень.
Не думала ли она о своем кузене Казухито? Я снова занервничала, вспомнив, что Камакура уже была раньше местом убийства. Здесь в тысяча двести девятнадцатом году произошло очень известное преступление, когда молодому сёгуну Санетомо из клана Ходзо отрубил голову ревнивый родственник. Многие верили, что убийца был его племянником, но существовало множество версий, указывавших на других людей, которые могли спрятаться внутри большого дерева гинкго, стоявшего по левую сторону от ступеней храма, и выпрыгнуть для совершения злодеяния. Это было нераскрытое убийство со множеством семейных тайн, похожих на сагу Идета-Михори.
Парад закончился около покрашенного в красный цвет входа в храм Хачимана. Мы слезли, и я встала рядом с Акеми. Отец Акеми находился на сцене вместе с остальными буддийскими священниками. Тут же расположилось и несколько синтоистских священников, в более нарядных одеждах и замечательных головных уборах. Мэр Камакуры и другие официальные лица города, стоявшие на сцене, были в строгих деловых костюмах. Женщин среди них я не заметила.
— Не могу поверить, что он будет говорить первым. — Голос Акеми достиг моих ушей, и, проследив за ее взглядом, я увидела, как Ваджин, блистающий в замечательном бирюзовом одеянии, подошел к микрофону. Теперь я поняла, что его наряд не был маскарадным костюмом — Ваджин имел более высокий ранг в храме, чем я предполагала.
— Добрый вечер. От лица настоятеля Михори и всей религиозной и деловой общественности Камакуры я приветствую наших уважаемых гостей на празднике Танабата. — Ваджин низко поклонился.