— Мы живы, — вздохнула я. Потом, заметив, что Хью смотрит в окно, крикнула: — Нет!
— Она только что вылезла. Маленький экземпляр, может быть, полтора фута длиной. Коричневая, с плоской заостренной головой, — прокомментировал Хью.
— Мамуси. Ее укус, как правило, смертелен. — Я вся тряслась. — Боже, сколько времени я спала со змеей?
— Шесть месяцев, по мнению твоей тетушки.
— Не смешно. Отойди от окна, не хочу, чтобы тебя покусали, — попросила я.
— Я лучше понаблюдаю за ее передвижениями. Эй, она исследует твои яблочно-грушевые припасы, — ухмыльнулся Хью.
— Как ты можешь на нее смотреть? — Если бы я продолжила копаться в вещах, была бы уже мертва. Змея казалась более опасной, чем летевшие в меня прошлой ночью стрелы. Может быть, потому что я испытывала врожденную ненависть к рептилиям и никаких особых эмоций к заточенной стали.
— Ш-ш, вот она выползает через дыру в полу. Теперь она под домом, — сказал Хью.
— Я собираюсь войти обратно. — Меня захлестнула новая волна паники.
Хью без возражений последовал за мной, захлопнув жалюзи. Я свернулась на футоне, наблюдая, как Хью вытряхивает мой рюкзак. Грязная одежда вывалилась на пол вместе с порванным полиэтиленовым пакетом, которого там раньше не было. Заглянув внутрь, я увидела чешуйчатые кусочки змеиной кожи.
— Посмотри, откуда он взялся, — сказал Хью, поднимая пакет двумя пальцами. — Супермаркет «Юнион». То же место, откуда и большой пакет, в котором лежала твоя одежда. Та самая, которую, как ты думала, занесла Акеми.
Через минуту мы выбежали из чайного домика, захватив мой багаж, и брели по главной дороге минут десять, пока не подъехало такси. На станции Камакура Хью настоял на покупке билетов первого класса на поезд «Грин Кар», а я была слишком ошеломлена, чтобы спорить о лишних тратах. К тому времени как мы положили багаж на верхнюю полку, все места в «Грин Кар» были заняты, и наступила странная насыщенная тишина, столь характерная для переполненных вагонов.
Хью углубился в «Джапан таймс», а я смотрела в окно и старалась разгадать смысл событий этого утра. Верить в то, что змею подложила Акеми, не хотелось, так же как и в то, что на соревновании она усадила меня в первом ряду специально. Тем не менее Акеми была самым сильным, тренированным человеком, какого я когда—либо встречала. Она могла задушить мужчину или поймать змею — в этом я не сомневалась.
Ваджин — другое дело. Он был опасным, коварным и слишком интересовался тем, что я делала в храме. И не будучи даже спортсменом, он был сильнее физически, чем думали многие.
Пакет из супермаркета «Юнион» заставил меня подумать о госпоже Танаке, закупавшей для Михори бакалею. Она всегда искоса поглядывала на мое белье, сушившееся на ее веревке рядом с вещами Акеми, — знала ли она, с какого времени я живу в чайном домике?
Защебетал сотовый, и пассажиры вокруг нас с раздражением подняли головы. Хью достал телефон из кармана рубашки.
— Не отвечай, — попросила я.
— Может быть, это по делу, — сказал он, открывая сотовый. — Хью Глендиннинг слушает. — Но через несколько секунд он захлопнул крышку. — Или никого, или абонент невероятно застенчив.
— Ну, конечно, — горько сказала я, — такое все время происходит.
— Тогда нам надо поменять номер, — сказал Хью, пряча телефон и передавая мне газету.
— Не сейчас, спасибо. — Мне хотелось подумать еще о Танаке.
— Тебя подташнивает, да? Либо это недостаток еды в желудке, либо... как рано может начинаться утренняя тошнота?
— Прекрати! — оборвала я Хью, стараясь не думать о том, что его сперма просачивается в меня.
— Ты чувствуешь изменения? — настаивал Хью. — Некоторые женщины это сразу ощущают.
— Конечно, я чувствую изменения, — фыркнула я, — за последние двенадцать часов кто-то дважды пытался меня убить. А ты снова стараешься меня напугать. — Я умолкла, заметив в соседнем ряду какого-то клерка, как мне показалось, навострившего уши. Один из недостатков поездки первым классом заключался в том, что пассажиры с большой вероятностью понимали английскую речь.
— Хотим мы иметь ребенка или нет, нужно поселиться в более пригодных для жилья условиях. Думаю, следует отправиться в Великобританию, хотя с моим паспортом я могу работать где угодно в Европе.
— Я не хочу уезжать! — воскликнула я, чувствуя, как странный поворот беседы сбивает меня с толку. — О чем ты вообще говоришь?
— Токио — не такой город, каким его представляют. Как оказалось, он чертовски опасен, к тому же я устал, что ко мне относятся как к изгою, тогда как на тебя все молиться готовы.
— Никто на меня не молится, — сказала я.
— Да перестань! Ни одно мое совещание с боссом не проходит без того, чтобы он про тебя не спросил. Дома это делают консьерж и женщины из клуба «Цветы сакуры». Ты отлично приспособилась, а я никогда не смогу. У меня неправильный цвет кожи, и я не знаю языка.
— Это неправда! — горячо заговорила я. — Тебя уважают, Хью. У тебя есть положение в обществе, тогда как у меня — нет.
Даже произнося это, я корила себя, что не обращала внимания на все предупреждающие сигналы, которые он мне посылал. Я замечала их раньше, еще до приезда Энгуса. но старалась игнорировать.
Теперь я понимала раздражение Хью. когда его разглядывали в поезде, и его бегство на обеды Винни с мясом и картошкой. Его выживали из страны, которую я никогда не смогу покинуть.
В квартире не было и следа Энгуса, если не считать беспорядка. Прежде чем войти в ванную, я добавила свои вещи к куче белья в стиральной машине и включила ее.
— А что случилось с домработницей? — спросила я, увидев, что пол в душевой кабинке покрыт пеной и длинными рыжими волосами.
— Юмико сказала, что тратит на квартиру слишком много сил, и уволилась. Эй, можно мне с тобой принять душ? Время поджимает: я через полчаса или около того должен быть в офисе.
Но я предложила ему пойти первым — хотелось побыть одной. Меня беспокоило, что он не понял, как меня расстроило его рассеянное предложение покинуть Японию. Грохоча посудой на кухне, я приготовила чай и тосты. Когда Хью вышел из ванной и жизнерадостно сел напротив меня, я поняла, что едва ли могу есть. Либо мой желудок уменьшился, либо я отвыкла от хлеба.
— Ты будешь здесь, когда я вернусь? — Хью выпил свою кружку чая и со стуком поставил ее на стол.
— Может, и нет. Не волнуйся, я больше не собираюсь возвращаться в чайный домик Михори. Найду одну из комнатушек, которые можно снять на неделю.
— Если тебе не нравится беспорядок, я найму другую домработницу, обещаю!
— Это не из-за беспорядка. Я больше не собираюсь с тобой жить, — сказала я.
— О чем ты говоришь? — изумился Хью. — Прошлой ночью ты призналась, что любишь меня!
— Не достаточно, чтобы уехать из Японии, — проглотив ком в горле, выдавила я.
— Эй, я еще не уезжаю! Все можно отменить.
— Несправедливо заставлять тебя жить здесь, если ты чувствуешь себя изгоем. Ты молод и свободен, и у тебя есть миллион вариантов карьеры, — сказала я, ощущая еще большую печаль. — Я не хочу тебя удерживать.
— Нельзя было мне говорить то, что я сказал. Нужно было просто смолчать! — страдальчески воскликнул Хью.
— Это никогда не срабатывает, — покачала головой я.
— Думаю, ты права. — Его голос стал ниже и сдержаннее. — Я бы хотел поговорить с тобой, но мне надо идти. Не забудь взять свои деньги из серванта, они в верхнем ящике с левой стороны.
Я только пронзительно взглянула на него.
— Энгус продал четыре твои гравюры, помнишь? Увидимся. — Он вышел так быстро, что я едва успела попрощаться.
Все вернулось на круги своя. Я стояла под душем и первый раз в жизни не наслаждалась этим. Потом я вытерлась, оделась и позвонила в антикварный магазин господина Исиды. Телефон звонил бесконечно — он не доверял автоответчикам. Решив в последний раз взглянуть на тансу, прежде чем подготовить его для отправки на склад Исиды, я прошла в студию с удивлением услышала стон откуда-то снизу. Из-под одеяла и горы скрученных простыней на меня уставился Энгус.