— Господи, Рей, ты сделала абажур из моих «Финансовых новостей»! Это самое смешное из всего, что я видел!
— Мне показалось, что это очень подойдет для твоего офиса — такое необычное смешение Запада и Востока.
Когда Хью вдруг принялся закрывать жалюзи, я просто не могла поверить — он не заметил тансу. Пришлось ткнуть в него пальцем. Хью вытаращил глаза.
— Где ты это нашла?
И я рассказала ему обо всем, начиная с разбитой фары.
— Это прекрасный тансу, — сказал Хью. — А мы можем подержать его у себя? Сколько он стоит? — Хью поставил свой фонарь на кофейный столик и вернулся, чтобы провести руками по деревянной поверхности.
— Я рада, что тебе понравилось, но завтра тансу переедет к Нане Михори. Кроме того, он стоит два миллиона иен — дороговато для нас.
— Говори за себя, любимая. А мне это нравится больше всего, что ты покупала раньше. Как думаешь, какой вес он выдержит?
— Ну, несколько сотен фунтов, — ответила я. — Он сделал из очень прочного дерева. И прекрасно сохранился с девятнадцатого столетия.
— Замечательно, — сказал Хью и неожиданно поднял меня и посадил на тансу, — мне кажется, заняться любовью на том, что стоит такую кучу денег, довольно забавно. А ты как думаешь?
— Но он принадлежит госпоже Михори, — слабо запротестовала я.
— Он твой, пока тебе за него не заплатили, включая расходы на транспорт и твой процент. — Хью сyял с меня халат и расстелил его, как простыню. — Кроме того, я суеверный: все, что входит в эту квартиру, в ней же должно быть сломано.
Ему больше ничего не пришлось говорить, чтобы убедить меня. Мы шесть месяцев жили вместе, страсть еще кипела. Хью был изобретательным любовником и желал заниматься любовью везде: в ванной, на китайском коврике в столовой и в лифте нашего дома. Это было даже слишком хорошо, как мне казалось, так что я легла на спину, дрожа, как пламя на ветру.
— Ты посмотри, как я обгорел на солнце, — пробормотал Хью, когда я потянулась к нему.
— Но ведь не все сгорело, правда? — поинтересовалась я.
— Вообще-то, нет. О господи! Сделай так еще раз!
— Не забывайся, — сказала я.
— Не забывай, что я люблю тебя, — прошептал он.
— Ты знаешь...
— Давай сделаем ребенка. Это будет прекрасно.
— Не сходи с ума, — заметила я.
— Между нами барьер в виде презерватива, — фыркнул он, — если ты так боишься забеременеть, принимай противозачаточные.
— Я терпеть не могу химикаты, — возразила я.
— Знаю, знаю, — отозвался Хью, — ты сходишь с ума по здоровой пище. Пойду поищу презервативы.
Пока он рылся в поисках оных, зазвонил телефон.
— Не обращай внимания, — посоветовала я, слушая свой записанный на пленку голос, предлагающий по-английски и по-японски оставить сообщение.
А после сигнала вдруг раздался голос, точь-в-точь похожий на голос Хью, так что я удивленно посмотрела на своего милого, который неожиданно странно взвизгнул:
— Это же Энгус! Господи, вот это день!
И Хью побежал на кухню поднимать трубку.
Это показалось мне достаточно интересным, так что я села и прислушалась. У Хью было три сестры и только один брат, Энгус, о котором вся семья больше всего беспокоилась. Семейный любимчик, которому исполнилось двадцать лет, был исключен из трех лучших британских школ, прежде чем отправился в длящееся вот уже три года путешествие по Европе и Азии. Хью слал письма до востребования во все возможные страны земного шара, но не получил в ответ даже открытки. «Энгус, наверное, где-то в пути», — успокаивала я Хью, но тот только печально качал головой.
А теперь я слушала, как Хью восторженно говорит по телефону. Его акцент стал таким ужасным, каким не был никогда раньше. Что-то впилось мне в ягодицу, так что я встала, помассировала больное место, надела халат и пошла на кухню.
— Приезжай на сколько захочешь, младшенький, — сказал Хью и прикрыл рукой трубку: — Рей, ты свободна в среду днем? Сможешь быстренько подскочить в аэропорт встретить Энгуса?
«Быстренько подскочить» в аэропорт Нарита было невозможно. Такое путешествие занимало несколько часов. А вот сколько — зависело от пробок на дорогах.
— Да конечно, — ответила я. — Спроси, как он выглядит. Мало ли, вдруг он обрился наголо. В конце концов, его последним адресом был буддийский монастырь.
— Как он выглядит? — переспросил Хью. — Так же как и я, только моложе, конечно.
Даже сидя голым на кухне, Хью оставался воплощением лощеного корпоративного адвоката. Возможно, у Энгуса такой же рост, хорошая фигура, густые рыжеватые волосы и зеленые глаза, но я сомневалась, что он будет держать себя как кронпринц токийского общества.
— Ты слышал, что я живу не один? — спросил Хью телефонную трубку.
Повисла пауза.
— Нет, Вообще-то она из Америки. Но она не такая... хм—м... она вегетарианка.
Хью клялся, что обожает рыбно-овощные блюда, которые я готовила для наших вечеров при свечах. И что, мне придется готовить отдельно для Энгуса стейки и бифштексы? Я не собиралась покупать мясо. Одна мысль об этом вызывала дрожь.
Когда Хью повесил трубку, он буквально порхал от счастья.
— Поверить не могу, он приезжает! Мы же пять лет не виделись!
— Положу ему старый футон в кабинете, — сказала я, усаживаясь на диван и стараясь относиться к ситуации позитивно. — Как ты думаешь, он не будет против того, что у нас нет мужских и женских душевых?
— Он же спал в джунглях! — воскликнул Хью. — Для него квартира будет раем!
— Он привык к простой жизни, это хорошо. Но ты не думай, что он разделит все твои пристрастия и взгляды.
— Ты думаешь, что рыжий Глендиннинг захочет остаться в аэропорту Нарита? — улыбнулся Хью. — Ты ангел, который его встретит. Я люблю тебя. Кстати, давай я закончу показывать тебе насколько. — И Хью придвинулся к тансу.
— Только не там, — сказала я, демонстрируя ему покраснение. — Я себе ягодицу уколола.
— Выглядит ужасно, — сказал Хью, проводя пальцем по красному пятну, — надевай штаны, я отвезу тебя в больницу.
— У меня был столбняк в январе, помнишь? — Я не собиралась ехать в больницу, особенно с учетом того, что там работал мой двоюродный брат.
Хью включил верхний свет, которым мы крайне редко пользовались, и снова пошел к тансу.
— Вот что тебя укололо, — проговорил он через минуту, — там гвоздь торчит.
— Тансу должен быть скреплен болтами, а не гвоздями, — сказала я.
Японские мастера славились умением делать поверхность мебели абсолютно гладкой.
— Ну, значит, это исключительный случай, —ответил Хью, — этот гвоздь надо забить.
Я подошла взглянуть, о чем он говорит.
— А, ты имеешь в виду гвоздь в металлической обшивке. Это нормально.
— Нормально, но некрасиво, — сказал Хью, —тем более что он тут совсем некстати. И не похож на остальные.
— Что? — Я наклонилась и посмотрела на гвоздь. Он выглядел новым и блестящим, совсем не таким, как другие. Как я могла это пропустить? — Господи! — Меня бросило в жар и холод одновременно.
— В чем дело? — Хью обнял меня за плечи.
— Я должна была его заметить. Черт, могу поклясться, я же осмотрела каждый дюйм этого комода. Придется вытащить его. Ты принесешь мне кугинуки?
— Что? — Хью непонимающе уставился на меня.
— Ну, ту штуку, которой я гвозди вытаскиваю. Кажется, я засунула ее в ящик с бельем.
— Большинство женщин держит в дамском белье нежные и хрупкие предметы. Ты предпочитаешь инструменты. И какой вывод я должен сделать? — Хью вернулся со специальным инструментом для вытягивания гвоздей.
— Так, надеюсь, ситуация прояснится, — сказала я, осторожно вытаскивая гвоздь.
На всякий случай я решила вытащить еще один, постарше, чтобы сравнить их между собой. А потом вытащила все. Пятнадцать минут спустя гвозди лежали передо мной. Гнездо, из которого я вытащила первый гвоздь, было светлее других. Я закрыла глаза, потом снова открыла. А потом хрипло спросила Хью, видит ли он то же, что и я.