Вот на сцене в одиночестве появляется Альвизе Ланци, одетый в домашний халат в индийском стиле. Плешь он повязал шейным платком. Он кашляет, рыгает и ворчит. Он склоняется над книгой, название которой мы никогда не узнаем, так как поблизости нет ни одного зеркала, чтобы дать нам хотя бы обратное, как Код да Винчи, отображение текста. Перед ним стол - развороченный микрокосм, хаос книг, разрозненных страниц, закладок, эротических бронз, писем, печаток, буссолей, подозрительных следов, заметок, черновых набросков, карандашей, медалей, львиных голов и носовых платков. Оранжевый свет катаклизма довлеет над сценой.
Среди этих вещей Альвизе ощущает себя менее уязвимым, менее подверженным угрозе. Нужно, однако, остеречься, чтобы никто не узнал, какой заказ он сделал недавно книготорговцу Дзампони. Возможно, стоило бы обзавестись дубовым шкафом с надежным запором. Он даже задумывается, не отгородить ли ему всю комнату дверью с толстыми засовами, но это было бы уже провокацией. К тому же, разве он часто не терял ключи? Абсолютно все свои ключи?.. Он смотрит на руки, будто надеясь прочесть там ответ.
Альвизе прогуливается по лабиринту своей библиотеки, подобной городу, планете. Он движется по его извивам, как плод по материнскому чреву. За окном пролетает чайка, и он ей завидует. Чайка садится на бриколу[89], и Альвизе, проследив взглядом за птицей, размышляет, насколько она одинока. Он вспоминает о неком путешествии. Вспоминает об одном неожиданном событии, случившемся в детстве. Вспоминает о первом браке и остальных своих женах. Вспоминает руку, скрюченную, словно лапа гарпии. Он вспоминает помолвки и похороны. Вычисляет примерную долготу человеческой жизни. Прикидывает, какую брешь сможет заткнуть, продав свой загородный дом. Он знает, что ошибается - Знает, что всегда ошибается. В исторических трудах ошибаются короли, в рассказах о путешествиях - мореплаватели. Делегировать банкротство. Делегировать биографию. Чайка внезапно взлетает, и Альвизе проводит рукой по глазам. Он хотел бы жить в других краях, на другом континенте.
Когда они случайно встречаются на улице, Марчия бросает на него презрительный взгляд, а он отводит грустные глаза. Все в тягость в этом городе, который в преддверии скорой кончины изо всех сил старается все продлить и иногда даже в этом преуспевает.
Указательным пальцем она чертит фигуры в лужице вина на столе. Она покатывается со смеху. Он тоже хохочет во все горло, щедро наливает себе еще Альфабето и залпом осушает стакан. Оба пьяны. Оба играют в одном и том же театре, где он исполняет роли иннаморати[90]. Он рассказывает, что видел, как Трапасси вошел в угловой шкаф - известно, что это значит. Трапасси якобы даже сам ему в этом признался. Он многое знает о Трапасси, с которым частенько сталкивается. Она говорит, что импресарио из Трапасси никудышный. Он отвечает, что доносчик из него не лучше. Она хохочет как безумная. Надо ведь как-то устраиваться в жизни, правда ведь?.. Надо изыскивать уловки. Какие, например?.. Ну, например, как Баттиста Перетти, упокой Господь его душу. Кто не рискует, тот ничего и не получит. Страшно, конечно, что попадешься, но э!.. Они стучат стаканами по столу. Слегка рыгают. Смеются. Заказывают еще Альфабето. Черт!.. Ку-ку!.. Ах да, Баттиста Перетти, вот уж плут. Она ведь приводила к нему простаков, иностранцев, которые хотели увидеть и услышать, как он вызывает мертвых. То была лучшая ее роль, когда она в белом покрывале - каково, а? - появлялась из-за занавеса...
89