Кое-кто умеет слушать, наблюдать, делать выводы, строить заключения, выносить суждения. Кое-кто, наделенный любознательным умом, начинает понимать механизм всей интриги. Кое-кто знает уже, что положение дел не останется прежним. Это знание очень опасно, стоит лишь зародить о нем подозрение. К тому же, и само это лицо находится, быть может, в затруднительной ситуации.
И притушена лампа, и где-то пробегает крыса, и булькает вода, а Альвизе тем временем слушает близкое дыхание Луизы. Он мог бы легко заполучить ее и без женитьбы, ибо страсть его, в итоге, сводится к весьма простым актам. Он мог бы жениться на менее броской женщине, умеющей лучше держаться и любящей книги. Любовь к книгам, в этом вся суть, и в космической дали, в туманной дымке, на одну из тысячных долей секунды, ведомых лишь квинтэссенции нашего существа, мелькнет вдруг шиньон в римском стиле и платье из линон-батиста. Он мог бы снять для Луизы квартирку и ежедневно туда наведываться, а законная супруга, которую он наделяет либо никаким лицом, либо сразу несколькими, ни о чем бы не подозревала. Такие вещи никого в Венеции не смущают. Он совершил ошибку и спрашивает себя, чем же обернется этот абсурдный союз. Он знает, что его любовный голод будет столь же скоротечным, сколь он был жестоким, знает, что Луиза никого и ничего не умеет удержать. Каприз страсти. Он уже ощущает усталость от сношений и монотонность пресыщения. И все же Кальмо придает ему мрачную репутацию, порочную ауру, вполне возможно даже, что и величавый болезненный венец всеобщего посмешища, и, самое главное, роковой нимб, которого, несмотря на серийные смерти его жен, ему до сих пор недоставало. Мысль об этом необычайном реноме наполняет его восторгом и беспокойством. Тревога втайне сжимает ему сердце. В Венеции, однако, тревога связана с именем Мессира Гранде, и испытывают ее порой даже безотчетно, испытывают даже те, кто считает, что им не в чем себя упрекнуть, коль скоро таковые имеются. В действительности, основания для упреков есть всегда. Вызова на допрос можно ожидать в любой день. Мессир Гранде знает обо всем, что творится в сумраке коридоров, в сумраке церквей, в сумраке занавесей, он видит одинокую руку, знает тайную мечту и читает мысли. А потому всегда есть чего опасаться, даже во сне. От страха теряют сознание. Иногда его теряют навсегда, растаяв бесследно, как кусок сахара в воде.
Главное, не ешьте. Ничего не пейте. Не оборачивайтесь. Шагайте быстрее. Артикулируйте четче. Не говорите ни слова. Можно утешиться звуками скрипки, заснуть под голубиную песнь. Это была единственная уступка тебе, но теперь все кончено. Это была единственная уступка тебе, но такого больше не повторится. Это была уступка, но больше на нее не рассчитывай. Кто-то рассматривает свои руки. Кто-то в восторге от того, что может так легко убить, с радостью и без раскаянья. В этом городе много убивают. Не покладая рук лишают жизни в лабиринте Минотавра. Кто-то ускоряет шаг. Кто-то прячется в засаде. Кто-то падает. Кто-то убегает. Видны кровавые следы. Такое случается каждый день. Зритель, должно быть, уже понял.
- Где мы остановились?
- На главе IV, Синьора.
- Читайте, дитя мое.
- «Граф Бельфлор, один из самых знатных сеньоров при Дворе, был страстно влюблен в молодую Леонор де Сеспэд. У него не было намерения на ней жениться; дочь заурядного дворянина представлялась ему недостаточно выгодной партией: он лишь намеревался сделать ее своей любовницей...»
- Что же дальше?
Эмилия извиняется за то, что ей пришлось перевести дыхание, поправляет очки и продолжает чтение. Розетта вносит стаканы и кувшин оршада. В зеркале над камином Оттавия встречает взгляд служанки. Голуби страдальчески воркуют.
- «О моя дорогая Франсиска, - говорит она, глядя на меня с грустью, - да, я во власти горя тем более отчаянного, что вынуждена скрывать его в глубинах своей души...»
- Артикулируйте получше, дитя мое, я Вам это уже говорила.
Прознав о некоторых его тайных встречах и вполне догадываясь об их смысле, она прибегает к безжалостному шантажу. У нее имеются кое-какие доказательства, добытые через одного секретаря посольства в награду за любовные услуги, и Бокка дель Леоне[96] скалится грозной ухмылкой.
- Лучше оставьте эти попытки, красавица моя, - у меня против Вас тоже есть оружие.
- Ха!.. Мой муж прекрасно знает, что на актрисе женятся не за ее добродетель.
- Я имею в виду не это, а некие ритуалы, небезынтересные Мессиру Гранде.
- Против меня ничего нет.
- О, добрые отцы расспрашивают так настойчиво, что всегда что-нибудь да обнаруживают... Вы меня понимаете, не так ли?..
96