В последующие недели смерть Освальда и особенно обстоятельства его кончины привлекали к себе все возрастающее внимание, и в конце концов этому событию было придано неоправданно большое значение. Но когда происходило само событие, этого не наблюдалось. Тогда внимание всей страны было приковано к Северной галерее Белого дома, и убийство преступника казалось чуть ля не помехой. Почти все самые близкие к Кеннеди лица отключились от Далласа сорок восемь часов назад. Они были так поглощены предстоящими похоронами, что у них не было времени обращать внимание на людей, толпившихся в грязных закутках Карри.
Роберту Кеннеди заявление президента Джонсона в Синем зале, что «это испортит репутацию Соединенных Штатов в мире», показалось неуместным. Позднее министр юстиции говорил: «В то время я думал, что это не было и не могло быть для меня обстоятельством первостепенной важности».
Стив Смит, муж сестры Джона Кеннеди, только слышал об этом, и все. В Капитолии, где сообщения передавали технические работники, не выпускавшие из рук своих транзисторов, Лэрри О’Брайен проявил к ним «не больше интереса, чем к результатам футбольного матча». Таким же образом реагировал и Кен О’Доннел. Столь же слабый интерес проявил он и в пятницу, когда ему сообщили об аресте Освальда. Стоявший рядом о письменным столом Сарджента Шривера генеральный секретарь Международного секретариата Корпуса мира Дин Гудвин, в свое время с отличием окончивший юридический факультет Гарвардского университета, тоже не проявил никакого профессионального интереса.
— Мне было бы безразлично, — заявил он, — даже если бы сказали, что в убийстве обвиняют Коннэли. Сарджент поднял трубку, положил ее и сообщил:
— Кто-то только что застрелил Освальда.
Никто в кабинете не вымолвил ни слова. Как позднее сказал Гудвин: «Мы продолжали работать».
Это была одна реакция на убийство. То, что Шривер счел необходимым сделать такое сообщение, было другой реакцией. В середине дня в воскресенье те же люди, которые два дня назад передавали по телефону или громко сообщали друг другу новости об убийстве президента, вновь поддались инстинкту более древнему, чем изобретение языка, разглагольствуя как самозванные глашатаи перед родственниками, друзьями и прохожими.
Никогда еще за все семь столетий существования суда присяжных преступление не совершалось в присутствии столь многих зрителей, и помощник вице-президента Джордж Риди был потрясен так же, как и два дня назад. Разговаривая по телефону в канцелярии президента, он держал трубку возле уха и следил краешком глаза за экраном телевизора. Риди увидел, как был сделан выстрел, но это не дошло до его сознания. Он велел секретарю выключить телевизор и спросил возмущенно:
— О чем они думают, прерывая показ похорон президента старым гангстерским фильмом?
Затем до Риди дошло, что стрелявший не был киноактером, и он повесил трубку в таком замешательстве, что до сегодняшнего дня так и не может вспомнить, с кем тогда говорил по телефону.
Близкий друг покойного президента Байрон Уайт, готовясь выйти из дому, чтобы пойти в Ротонду, реагировал таким же образом:
— Мне показалось, что это новый кинофильм. Дэйв Хэкетт, возглавлявший при Кеннеди комиссию по борьбе с детской и юношеской преступностью, наблюдал убийство Освальда по телевидению в доме министра юстиции, и его душевное состояние ни на йоту не изменилось.
— Мне было все равно, — сказал он. — Это было слишком гротескно, чтобы я мог это воспринять.
Председатель Верховного суда Уоррен, просматривавший за письменным столом свод законов и что-то писавший, ничего не видел, но его дочь Дороти вбежала в его кабинет с криком:
— Они только что застрелили Освальда!
Уоррен отложил в сторону карандаш и сказал раздраженным тоном:
— Душенька, не обращай внимания на эти дикие слухи.
Когда член Верховного суда Дуглас пришел домой, его встретила у входа молодая жена, которая, казалось, была взбудоражена этой новостью больше, чем он сам.
Дуглас глубоко вздохнул и сказал задумчиво:
— Это просто немыслимо.
Видевшей все это несколькими минутами ранее Джоани Дуглас это казалось не только мыслимым, но и доставило удовлетворение. Как только убийца рухнул, она вскочила и торжествующе закричала: