– Доброе утро, доктор Шеппард, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы взглянули на мое колено.
Я взглянул, но, по правде говоря, ничего не увидел. То, что мисс Рассэл сообщила мне о стреляющей боли, в устах любой другой женщины показалось бы выдумкой. На минуту мне пришло в голову, что она изобрела эту боль в колене, чтобы выведать у меня обстоятельства смерти миссис Феррар. Но вскоре я убедился, что, по крайней мере, в этом я ошибся. Мисс Рассэл лишь мимоходом упомянула об этой трагедии, однако она была склонна остаться и поболтать.
– Ну, благодарю вас за примочку, доктор, – сказала она наконец, – хотя и не верю, что от нее будет какая-нибудь польза.
Я тоже не верил, но, конечно запротестовал. Вреда примочка принести не могла, а знамя своей профессии надо держать высоко.
– Не верю я в микстуры и порошки. – Мисс Рассэл кинула презрительный взгляд на мою аптечку. – Вред один! Кокаин, например.
– Ну, что касается этого…
– Этот порок очень распространен в светском обществе.
Безусловно, мисс Рассэл знает о светском обществе куда больше меня, и спорить с ней я не стал.
– Скажите мне, доктор, – начала мисс Рассэл, – вот если вы – раб этой дурной привычки, возможно ли излечение?
На такой вопрос коротко не ответишь. Я прочел ей небольшую лекцию, которую она выслушала со вниманием. Меня не оставляло подозрение, что ее интересует миссис Феррар.
– Или, например, веронал… – добавил я.
Но, как ни странно, веронал ее не интересовал. Она заговорила со мной о редких ядах, которые трудно выявить.
– А, – сказал я, – вы читаете детективные романы?
Этого она не отрицала.
– Главное в детективном романе, – сказал я, – это – раздобыть редкий яд, о котором никто отродясь не слыхал. Не эти ли яды вы имеете в виду?
– Да. А они вправду существуют? Но, конечно, есть кураре.
Я начал довольно пространно рассказывать ей о свойствах кураре, но она, казалось, снова потеряла к этому интерес. Потом спросила, есть ли у меня яды в моей аптечке, и когда я отрицательно покачал головой, то явно упал в ее глазах.
Она сказала, что ей пора домой, и я проводил ее до двери. Забавно было думать, что эта строгая мисс, отчитав судомойку, возвращается к себе в комнату и берется за какую-нибудь «Тайну седьмого трупа» или за что-либо еще в таком же роде.
3. Человек, который выращивал тыквы
Я сообщил Каролине, что буду обедать в «Папоротниках».
– Чудесно. И все узнаешь. Кстати, что с Ральфом?
– С Ральфом? – удивленно спросил я. – Ничего.
– А почему же он остановился в «Трех кабанах», а не в «Папоротниках»?
– Экройд сказал мне, что Ральф в Лондоне.
От удивления я отступил от своего правила не говорить лишнего. Я ни на минуту не усомнился в точности сделанного мне сообщения. Раз Каролина говорит: Ральф остановился в гостинице – значит, так оно и есть.
– О! – произнесла Каролина, и я заметил, что кончик ее носа задрожал.
– Он приехал вчера утром, – добавила она, – и еще не уехал. Вчера вечером у него было свидание с девушкой.
Это меня не удивило. У Ральфа, насколько я мог судить, почти каждый вечер свидание с какой-нибудь девушкой. Но странно, что он выбрал для этого Кингз-Эббот, не довольствуясь веселой столицей.
– С одной из официанток? – спросил я.
– Нет. В этом-то все и дело. Он ушел на свидание, а с кем – неизвестно. (Горькое признание для Каролины.) Но я догадываюсь! – (Я терпеливо ждал.) Со своей кузиной!
– С Флорой Экройд? – удивленно воскликнул я. Флора Экройд в действительности совсем не родственница Ральфу Пейтену, но мы привыкли считать его практически родным сыном Экройда, так что и их воспринимаем как родственников.
– Но почему же, если он захотел увидеться с ней, то просто не пошел в «Папоротники»?
– Тайная помолвка, – объяснила Каролина с наслаждением. – Экройд и слышать об этом не хочет. Вот они и встречаются тайком.
Теория Каролины показалась мне маловероятной, но я не стал возражать. Мы заговорили о нашем новом соседе, который снял недавно коттедж, носивший название «Лиственница», соседний с нашим. К великой досаде Каролины, ей почти ничего не удалось узнать об этом господине, кроме того, что он иностранец, по фамилии Порротт, и любит выращивать тыквы. А Каролину интересует, откуда он, чем занимается, женат ли, какую фамилию носила в девичестве его мать, есть ли у него дети и тому подобное. Признаться, фамилия его звучит несколько странно. Питается он, как все люди, мясом и овощами, но ни один из поставщиков не мог ничего о нем сообщить. Словом, наша доморощенная разведка потерпела крах.
– Милая Каролина, – сказал я. – Его профессия очевидна. Парикмахер. Посмотри на его усы.
Каролина возразила, что в таком случае у него вились бы волосы, как у всех парикмахеров. Я перечислил ей всех известных мне парикмахеров с прямыми волосами, но ее это не убедило.
– Никак не могу разобрать, что он за человек, – огорченно сказала она. – Я попросила у него на днях лопату, и он был очень любезен, но я от него ничего не могла добиться. Я его прямо спросила, не француз ли он, а он сказал, что нет. И почему-то мне не захотелось его больше расспрашивать.
Я почувствовал большой интерес к нашему таинственному соседу: человек, который сумел заставить Каролину замолчать и отправил ее восвояси несолоно хлебавши, должен быть незаурядной личностью.
– У него, – мечтательно заметила Каролина, – есть пылесос новейшей конструкции…
Я прочел в ее взгляде предвкушение нового визита и дальнейших расспросов и поспешил спастись в саду. Я очень люблю возиться в саду. Я был поглощен выпалыванием одуванчиков, когда услышал предостерегающий крик, и какое-то тяжелое тело, просвистев у меня над ухом, упало к моим ногам. Это была тыква.
Я сердито оглянулся. Слева над забором появилась голова. Яйцевидный череп, частично покрытый подозрительно темными волосами, гигантские усы, пара внимательных глаз. Наш таинственный сосед-мистер Порротт. Он рассыпался в извинениях:
– Тысячу раз прошу прощения, мсье. Мне нет оправдания. Несколько месяцев я выращивал тыквы. Сегодня вдруг эти тыквы взбесили меня. Я посылаю их – увы, не только мысленно, но и физически – куда-нибудь вдаль. Хватаю ту, что побольше. Бросаю через забор. Мсье, я пристыжен. Я прошу прощения.
Его извинения меня обескуражили. Тем более что проклятый овощ не попал в меня. Оставалось только пожелать, чтобы подобные упражнения нашего соседа не превратились в привычку, что вряд ли помогло бы укрепить нашу дружбу. Странный этот человек прочел, казалось, мои мысли.
– О нет, – вскричал он, – не страшитесь! Для меня это не привычка. Но представьте себе, мсье, что человек трудился во имя некой цели, работал не покладая рук, чтобы иметь возможность удалиться на покой и заняться тем, о чем всегда мечталось. И вот он обнаруживает, что тоскует о прежних трудовых буднях, о прежней работе, от которой, казалось ему, он был так рад избавиться.
– Да, – задумчиво сказал я, – по-моему, это частое явление. Взять, например, меня: год назад я получил наследство, которое давало мне возможность осуществить свою давнишнюю мечту. Я всегда стремился поглядеть на мир, попутешествовать. Наследство, как я сказал, получено год назад, а я все еще здесь.
– Цепи привычки, – кивнул наш сосед. – Мы трудимся, чтобы достичь некой цели, а достигнув ее, чувствуем, что нас тянет к прежнему труду. И заметьте, мсье, моя работа была интересна. Интереснейшая работа в мире.