Советник поморщился и попросил разрешения закурить.
– Егор Викторович, я четыре часа назад возбудил дело, а вы хотите, чтобы я уже назвал вам имя убийцы. Я и с хозяином «Эсмеральды» еще не беседовал.
– Поосторожнее с ним, – посоветовал Смагин, зная между тем, что для следователя Кряжина это предупреждение совершенно излишне. Осторожен советник был всегда ровно так же, как для него не имел значения статус собеседника. – У него тесть в Высшей квалификационной коллегии судей. И вот еще что…
Дело находится в производстве Кряжина. Это значит, что он имеет право на создание следственно-оперативной бригады, и Смагину хотелось, чтобы ее состав советник назвал сам. Главная проблема заключалась в том, что у правоохранительных органов одеяло одно на всех. И, скажем, МВД не хотелось бы, чтобы лавры победителей в этом деле достались прокуратуре, которая в последнее время и без того сует свой нос туда, куда бы ей совать не следовало. Поиск убийц второго по значимости милицейского чиновника Москвы для МВД – вопрос чести, и потому наличие в бригаде излишнего количества милиционеров, всегда готовых слить информацию в свое ведомство, – вопрос не праздный.
– От МВД мне нужен один Сидельников, из МУРа. Еще криминалист Молибога и кто-нибудь из Федерального агентства по спорту.
– А этот дядя тебе зачем?
– Молибога?
– Да перестань ты… – раздраженно бросил Смагин. – Из агентства по спорту тебе зачем представитель?
– Вы разбираетесь в структуре спортивного бизнеса? Я нет. И уж совсем не смыслю в перераспределении бюджетных средств в этой области и поступлении инвестиций от различных обществ и благотворительных организаций. Крыльникова могли убить как с целью ограбления – я не исключаю, что хозяин казино выписал ему чек, – так и по той причине, что он всего за несколько дней раскрыл схему перераспределения казенных денег в клубе. Без профи в этом направлении мне не обойтись.
Смагин ладонями разгладил на лице морщины и потрепал себя за переносицу.
– Генеральный велел передать в твое подчинение на все время расследования троих оперов из ГУВД. Так что отделаться одним Сидельниковым у тебя не получится.
– Это называется – вы хотите, чтобы я сам назвал состав бригады? – возмутился Кряжин. – И при этом требуете, чтобы я перекрыл канал информации? Тогда пусть генеральный договорится с министром о передаче в мое распоряжение еще по одному оперуполномоченному от каждого РОВД города. Мы будем ходить всем батальоном по Садовому кольцу и петь революционные песни. Молибога бить в барабан, а я трубить в горн.
– Объясняю для непонятливых. – На лице Смагина читалось явное недовольство самим собой за то, что он говорил. – И министра внутренних дел, и генерального сегодня утром вызвали… куда, ты думаешь? Правильно, туда. И там первого прочистили орудийным банником от Царь-пушки по самые полипы, а второго попросили расследовать дело быстро и показать убийц суду скоро. Как ты думаешь, Кряжин, учитывая, что генеральный видел, как и через что министра внутренних дел чистили банником и просили при этом его, генерального, сделать дело быстро, он согласится на одного оперуполномоченного в твоей бригаде? Если ты настроен его переубедить – пожалуйста! – И Смагин махнул рукой в сторону двери. – Скажешь, что промеж нас возникло недопонимание и я разрешил тебе обратиться напрямую. Но перед тем, как ты пойдешь, Кряжин, я напишу на бумаге свое особое мнение и попрошу тебя передать тому, к кому ты собираешься. Ты уж извини, старина, но я не министр, и калибр главного орудия страны не по мне.
Никуда идти Кряжин, конечно, не собирался. Редко случалось так, когда бы его ставили в рамки, устраивающие советника либо по существу, либо по форме. И никогда форма не была идеально идентична существу. Всякий раз находились препоны, затрудняющие работу, но при этом каждый раз требовался результат, и только положительный. Кто может ответить на вопрос: зачем Кряжину три оперуполномоченных уголовного розыска из ГУВД, если он сам определил, что достаточно одного из МУРа? Искать ответ бессмысленно, потому как он находится в той области, куда нет доступа следователю. Для людей в погонах, хотя и не полковников, а советников, существуют распоряжения, невыполнение которых ничего, кроме неприятностей, не принесет.
Он направлялся не в казино, куда обещал Смагину ехать сразу, выйдя из его кабинета. Кряжин ехал в ГУВД, он чувствовал, что сейчас гораздо важнее в первую очередь познакомиться с двумя спутниками Крыльникова, чем с крупье по прозвищу Туз и самим хозяином Гаенко. И Харчиков, и Зибарев в один голос твердили, что полковник вышел из казино и следом за ним двинулись двое, как следовало догадываться, охранников. Кстати, в ГУВД не мешало бы выяснить, вписывалась ли та охрана в рамки расследования уголовного дела по «Олимпу», или же это была личная инициатива замначальника городского управления.
Главное управление встретило советника напряженным вниманием. В вестибюле на стене был закреплен портрет Крыльникова, перетянутый черной лентой, на полу стояла ваза, в вазе – живые цветы. Все по правилам траура, и даже часовой на входе, молоденький сержант из только что призванных, имел на руке красную повязку с черным кантом.
Поздоровавшись со всеми, с кем был знаком из встречающихся на пути, Кряжин поднялся на этаж начальника и прошел в приемную.
– У Николая Игнатьевича люди, – тут же предупредила секретарь, мгновенно оценив и штатский костюм гостя, и его галстук, и толстую кожаную папку. – Вы по личному или как? Можете передать мне в руки, я отдам.
– Интересно, что вы рассчитываете получить в руки, если я к Николаю Игнатьевичу по личному? – буркнул советник и посмотрел на часы. – Знаете что… Нажмите-ка эту кнопочку и сообщите начальнику, что его в приемной ждет следователь Генеральной прокуратуры.
На всякий случай секретарь решила обидеться, хотя из сказанного ровным счетом ничего не поняла. За исключением, разумеется, последней просьбы.
– Но у него люди! – вспыхнула она, уставившись на Кряжина таким изумленным взглядом, словно тот к озвученной категории не относился вовсе.
И тогда советник прошел к столу и под яростный протест секретарши нажал на кнопку сам.
– Николай Игнатьевич, извините, что отвлекаю. Это Кряжин из Генеральной.
Чубасов ничего не сказал, но уже через минуту послышались глухие звуки по полу рядом с двойной дверью и щелчки опускаемых на ней ручек. Из кабинета главы милиции города вывалились трое в одеждах, приобрести которые за заработную плату невозможно, и, скользнув по следователю недружелюбным взглядом, вышли вон.
– Пусть заходит, Антонина Алексеевна, – разрешил в громкоговорящую связь Чубасов.
Накинув пуховик и шапку на вешалку, Кряжин смахнул со стула папку и под леденящим душу взором секретаря Антонины Алексеевны прошел в вотчину генерала. Кабинет был, пожалуй, даже попросторнее, чем у генерального. Потому, наверное, и портретов Президента не один, а три. Президент в черной шапке с «крабом» всматривается в горизонт, где море сходится с небом, Президент в летном костюме спускается с лестницы, ведущей из кабины «Су», и Президент за столом под штандартом. Кряжин давно заметил, что количество находящихся в кабинете портретов главы государства находится в прямой зависимости от размера вины хозяина этого кабинета за ситуацию на вверенном участке работы. Кроме того, слева от стола генерала Чубасова располагался флаг, а на столе крошечная статуэтка Дзержинского. Она напоминала пестик, которым начальник московской милиции размельчал коренья для изготовления снадобья по задурманиванию мозгов своему руководству. Маленький Феликс и три больших портрета Президента – вот, пожалуй, все, на чем можно было сконцентрировать внимание входящего. В остальном все было как везде: тюлевые занавески, огромный стол, на котором можно было играть в теннис, стеклянный шкаф с литературой. Шкаф для одежды, наверное, располагался в соседней комнате, дверь в которую была замаскирована под стеллаж для книг, которыми никогда не пользовались: «Методика психологической подготовки сотрудников милиции», труд неизвестного Кряжину криминалиста Фарницкого со странным названием «Органическая криминалистика» и другие, чтение которых неизбежно приводит к потере самоконтроля и глубокой коме.