«Кому понадобилось убить меня? — думал он. — И раз уж в меня стреляли, то почему не погнались следом? Скрыться там некуда, нескольких выстрелов даже вслепую, в темноте, было бы достаточно, чтобы меня прикончить. На кого была устроена засада, на меня или на кого-то другого? Если на меня, то зачем? Чтобы не лез куда не следует? А кто знал, что я туда полезу?»
Пока Ален шёл к дому, в голову ему приходили самые разнообразные идеи. Раздумывая, почему ему удалось убежать целым и невредимым, он счёл, что его не собирались убивать, а хотели только припугнуть. Невольно ему пришло на ум, что Этвуд до сих пор всячески избегал каких бы то ни было объяснений, а порой вообще вёл себя странно. Этвуд во многом оставался для него загадкой. Абсурдно или нет предполагать, будто от воспользовался таким оригинальным способом, чтобы отбить у него охоту совать свой нос в чужие дела? Через полсотни ярдов Ален всё же решил, что этот вариант выглядит дико, скорее на Этвуда-то и была устроена засада. Однако в темноте тот человек не мог заметить, что произошла ошибка и перед ним вовсе не Этвуд; но почему же тогда он позволил ему убежать?
Уже очутившись в своей комнате, Ален сообразил, что упустил из виду немаловажную деталь: устроивший засаду знал, как проникнуть в ход и умел пользоваться находящимся в его комнате механизмом. Кроме Этвуда, механизм известен Генри Блейку, поскольку в детстве они там играли, а раз Генри, то, вероятно, и Томасу. Итак, трое: Этвуд, Генри и Томас. Однако нельзя исключить и Хилтона с Дорис, она живёт здесь достаточно долго, чтобы узнать про ход. Подозреваемых опять было слишком много!
После случившегося у Алена не было ни малейшего желания ночевать в своей комнате, а чтобы занять другую, необходимо как-то объяснить хозяину дома желание переехать. Что же сказать Этвуду? Правду? Проклятая поездка в Лондон! Если говорить с Этвудом откровенно, то придётся сказать и о ней, тем более, что ему это всё равно известно. Как объяснить, зачем его туда понесло? Нельзя же признаться, что он влюблён в Джудит. Его поведение будет выглядеть более чем странно… А, наплевать, решил Ален, пусть думает, что хочет.
Он отправился к Этвуду, но того у себя не оказалось, тогда он пошёл в гостиную — Этвуд был там.
— Я хотел бы переехать в другую комнату, — подойдя к нему, сказал Ален.
— Пожалуйста. Вам там неудобно?
— Этот ход действует мне на нервы, — уклончиво сказал Ален, следя за выражением лица Этвуда, чтобы по его реакции определить, не он ли подшутил — если только подшутил — над ним сегодня.
Однако Этвуд спокойно предложил ему выбрать любую из свободных комнат, и Ален решил, что подозревал его напрасно. В этот момент к ним подошёл Хилтон, и Алену волей-неволей пришлось отложить разговор с Этвудом. Оставив того в обществе Хилтона, он пошёл выбирать себе новое жилище. Осматривая пустые комнаты, он вошёл в помещение, соседнее с комнатой Джудит, и вдруг отчётливо услышал резкий и хрипловатый голос миссис Рэтленд. Приблизившись к разделяющей комнаты стене, он обнаружил в ней дверь — комнаты были смежными, чем и объяснялась хорошая слышимость. Второй голос, более тихий, принадлежал Джудит. Тема спора между ними была прежней: Филип Этвуд. Старуха на все лады поносила его и предрекала Джудит всяческие напасти в случае замужества, а та своим спокойным и невозмутимым голосом отвечала, что любит его, что этот вопрос уже решён и незачем опять к нему возвращаться.
«Любит, как же! — подумал Ален. — Деньги она его любит, вот что. Сказала бы прямо, что хочет быть богатой».
— Ты ещё попомнишь ту цыганку, помяни моё слово! — крикнула старуха, после чего раздался стук её палки и хлопанье двери.
Воцарилась тишина, затем послышались какие-то странные звуки. Ален напряг слух — что это такое? Похоже на приглушённые рыдания, когда плачут, уткнувшись в подушку. Раздираемый противоречивыми чувствами, он замер, кусая губы. Узнав, что она выходит замуж ради денег, он внушил себе, что отныне презирает её, однако сейчас, слыша, как она плачет, он был охвачен жалостью и желанием утешить её. Какая бы она ни была, он не в силах слышать её рыдания. Что угодно, только бы она не плакала! Вместе с тем он не мог представить её плачущей, она всегда была столь сдержанной и спокойной, что зачастую это смахивало на равнодушие, и вдруг такой взрыв отчаяния!
За стеной раздался такой звук, будто что-то мягкое упало на пол («Похоже, она бросила на пол подушку», — подумал Ален), а затем зазвучал голос Джудит, и в этом голосе было столько горя, что никто не назвал бы его сейчас невозмутимым:
— Не могу я так больше, не могу! Я сойду с ума! Не могу же я сказать ей, что сама люблю другого.
«Всё, с меня хватит! — Ален выскочил из комнаты, даже не позаботившись ступать потише, впрочем, та, которая могла услышать его шаги, сама была в таком состоянии, что вряд ли обратила бы на это внимание. — Дурак, кретин и осёл! Ещё хотел её утешать! Нужны ей очень твои утешения! Пора уже понять, чего она стоит. Любит одного, а замуж выходит за другого. Выбрала, у кого банковский счёт солиднее. Это вдвойне мерзко! Нечего о ней больше думать!»
Однако мысли его невольно возвращались к услышанному. Получается, что тот, кого она любит, человек необеспеченный, во всяком случае, по сравнению с Этвудом. Кандидатура очевидна: Томас Блейк. Тогда её неприязнь к нему мнимая и предназначена лишь для отвода глаз, а раз так, то не Томас ли пытался убить Этвуда? А женщина? Это явно не Джудит, она не заинтересована в смерти своего жениха. А если Дорис намекнула Томасу, что пора избавиться от соперника, и они сговорились? Однако сегодняшний случай всё равно остаётся загадкой… хотя… Допустим, они каким-то образом что-то узнали про тайник, и Томас пошёл на разведку; на него самого Томас наткнулся случайно, выстрелил один раз, думая, что перед ним Этвуд, но преследовать не стал, растерявшись от неожиданной встречи. А оружие он взял с собой на всякий случай, чтобы чувствовать себя увереннее — мало ли что. Всё логично. Обдумывая новый вариант, Ален в глубине души чувствовал, что на самом деле всё это ему сейчас почти безразлично. Разозлившись на самого себя, он принял решение раз и навсегда, окончательно и бесповоротно разделаться со своей позорной слабостью и стал методично втаптывать в грязь тревожащий его сердце образ; с мрачным удовлетворением терзающего себя фанатика он думал, какая она лживая и расчётливая особа, стремящаяся подороже продать свою красоту; что ради денег она предала любовь и выходит замуж не за человека, а за его банковский счёт; что под обольстительной внешностью у неё нет ничего, кроме жадности, обмана и бездушия. Кончилось это самоистязание тем, что весь мир стал вызывать у Алена отвращение, собственная безопасность совершенно перестала его волновать, он попросту забыл о ней и в результате лёг спать на прежнем месте. Мысли лезли в голову самые мрачные и омерзительные. Он вспомнил про таблетки Этвуда и подумал, что с удовольствием проглотил бы парочку, чтобы заснуть и не просыпаться до самого утра.