— А если я убью Гузмана, — говорит американец,— я беспрепятственно получу остальную часть денег.— Это было утверждение, но в то же время и вопрос.
Изель усмехается.
— Разумеется, — она склоняет голову набок.— Она уже у тебя.
Никакого ответа. Я знаю, что Изель имеет в виду меня.
— Девушку не покупали и она не была продана, как тебе известно, — добавляет она.
— Не интересовался.
— Тебе и не нужно было.
Не поворачивая головы, Изель снова смотрит в сторону зеркала.
— Строишь из себя героя? — произносит она голосом, полным сарказма.
— Вряд ли, — произносит американец.— Я собираюсь использовать ее в качестве козыря.
Я судорожно сглатываю.
Нужно было держать рот на замке...
— С Хавьером так дело не пойдет. Она не была частью сделки. Ты держишь девушку у себя, чему Хавьер не обрадуется.— Прядь черных волос спадает на ее лицо. Она поднимает руку, чтобы убрать остальные волосы, но на полпути рука замирает, и она опускает ее обратно. Гнев немного помогает ей скрыть страх на лице. Она понимает, что он вынесет ей мозги через затылок.
— Девушка останется со мной, пока я не убью Гузмана, а затем мы устроим торг: она в обмен на остальную часть моих денег.
— А если Хавьеру по барабану?
— В таком случае тебя бы здесь не было.
Глава 4
Изель вызывающе вздергивает подбородок, кожа вокруг ее глаз покрыта крошечными брызгами крови.
— Ты совершаешь ошибку, — выпаливает она с поражением в голосе. — Если тебе нужна девушка, Хавьер даст ее тебе. Только не эту. Так ты лишь сделаешь его своим врагом.
Я очень хорошо понимаю беспокойство в ее голосе. Когда Хавьер недоволен, он склонен обвинять в этом Изель. Если она не вернется в лагерь со мной, он попросту ее изобьет. Я безумно ненавидела ее за то, что она мне сделала, но так же временами и жалела ее.
— Твое предложение оскорбляет мой разум, — произносит американец.— Она - та, кого я хочу, потому что ею он дорожит больше всего. Если у Хавьера нет злых намерений, в таком случае ему не о чем волноваться.
Пока он говорит, Изель мельком смотрит на дверь ванной.
— Девушка будет у меня, пока я не убью Гузмана. Хавьер выплачивает мне остаток суммы. Я возвращаю девушку. И мы расходимся, каждый с тем, что хотел.
Мне хочется ринуться из ванной и добраться до одной из машин снаружи, но я понимаю, что не могу этого сделать. Ладони потеют и покалывают. Порезала левую руку в какой-то момент. Не могу вспомнить, когда это случилось.
Изель сыплет в его адрес испанскими проклятиями, опирается ладонями на сиденье под собой и начинает подниматься.
Американец весьма небрежно поднимает оружие, и она замирает с гневом и вызовом на лице.
— Сведи руки за стулом, — говорит американец.
— Поцелуй себя в зад.
Бах! Изель дергается в сторону, чуть не перевернув вместе с собой стул.
— Ублюдок! — выкрикивает она, прижимая руку к другому бедру со свежей пулевой раной, как раз на уровне предыдущей.
Американец даже не двигается, его выражение и поза как обычно непринужденные и сдержанные.
— Сведи руки за стулом,— также спокойно произносит он.
На этот раз Изель подчиняется. Она упряма, дерзка как всегда, но послушна.
— Выходи из ванны, — Слышу я американца.
Я не хочу. Я тихо отталкиваюсь спиной от стены, подтягивая связанные руки к груди, нервно сцепив пальцы перед собой. Я шмыгаю носом, соленый привкус стекает по горлу. Что мне делать? Если я просто останусь здесь, это только затянет неизбежное. Из ванны нет другого выхода кроме двери.
Наконец я делаю так, как он говорит.
Пытаясь открыть дверь, мне приходится навалиться плечом из-за тела, лежащего на полу по другую сторону от двери. Я стараюсь не смотреть, когда я обхожу левую руку мужчины, неестественно изогнутую за ним, но я вижу достаточно, что мой желудок скручивает. Особенно когда я вижу его глаза. Глаза, безжизненные, пустые и остекленевшие, отчего меня начинает подташнивать. Я делаю глубокий вдох и переступаю через него. Изель улыбается мне, не как страдая от пулевых ранений, как мог бы страдать, на мой взгляд, кто-то другой. Она дышит и пытается сохранить спокойствие для того чтобы посмеяться надо мной.
— Подойди сюда, — говорит американец, что я и делаю.
Он опять вытаскивает нож из кармана, его глаза быстро возвращаются к моим запястьям. Полагая и надеясь это то, что он хочет, я протягиваю к нему руки. Он скользит лезвием под тканью и освобождает мои руки.
— Ты сказала ему, что ты шлюха? — спрашивает Изель.
Я сглотнула накопившуюся во рту слюну. Я не шлюха, но ей всегда как-то удавалось своими обвинениями заставить меня чувствовать стыд. Я делаю вид, что сосредоточена на запястьях, когда они больше не связаны.