— Иди к черту! — это все, что я могу сказать, в слабой попытке разразиться словами, а не слезами.
Глава 7
Кажется, прошла вечность с тех пор, как я принимала такой горячий душ. В лагере время от времени я мылась под душем - я была единственной девушкой, которой предоставлена такая роскошь - но это было совсем не то. Вода там всегда была чуть теплой, а не такой горячей, способной обжечь кожу спины. Я сначала даже не включаю холодную воду, позволяя себе понежиться в горячей, пока не становится слишком горячо и приходится пустить холодную воду. Я хочу навсегда остаться тут и не думать о том, что ждет меня дальше по другую сторону двери, но реальность выигрывает, и теперь я думаю только о ней. Я сижу в ванне под струями воды, стекающими по мне сверху, прижав колени к груди и обхватив их руками.
Я много думаю о Лидии, гадая, все ли с ней в порядке, или из-за меня Изель избивает ее чаще, чем обычно. Знаю, что она избивала. И хотя я никак не могла остановить это, дала Лидии обещание, которое собираюсь выполнить. Я не позволю этому продолжаться вечно.
Но если они выяснят, что она знала о моем побеге...
Примерно через час горячая вода начинает остывать, и я выбираюсь из ванны, замотав волосы в полотенце, которое аккуратно сложили на крышке унитаза. Хотелось бы, чтобы у меня была чистая одежда, хотя бы трусы - все осталось в наволочке в машине Виктора, которую мы бросили. Я надеваю свои грязные спортивные шорты на трусы, затем натягиваю голубой топик на грудь. Хавьер всегда запрещал мне носить лифчик.
Когда я выхожу из ванной комнаты, Виктор все еще сидит на том же самом месте. Но возле ножки кровати чемодана уже нет.
Как только я подхожу к кровати, где раньше лежал чемодан и собираюсь присесть, Виктор поднимает голову и ловит мой взгляд. Он не говорит ни слова, но я чувствую, что в нем что-то поменялось. На мгновение мне становится не по себе от его необычного поведения. Думаю, он даже не подозревает, что я вижу сейчас этот спокойный взгляд, который, пробуждает во мне интерес. Он почти... печальный.
— Расскажи мне о своей матери, — просит он.
Виктор поворачивается в кресле, обратив все свое внимание на меня, кладет руки на ручки кресла, свесив пальцы вниз. Рукава его белой рубашки закатаны почти до локтей.
Потрясенная вопросом, я тупо смотрю через комнату.
— Зачем?— просто спрашиваю я, не зная, как он распорядится этой информацией. Я продолжаю путь и сажусь на кровать, обеими руками высушивая волосы полотенцем. Но делаю я это только для вида; каждой клеточкой я сосредоточена на Викторе и его движениях.
Он не поясняет. И на случай если он решит передумать и снова принять безразличный вид, я заговариваю, пока еще не поздно.
— Что ты хочешь знать?
Я высушиваю полотенцем прядь волос и бросаю его на пол.
Виктор наклоняет голову в сторону, затем соединяет руки перед собой, его локти все еще находятся на ручках кресла.
— Как она познакомилась с Хавьером?
Я задумываюсь на мгновение.
— Не знаю, — отвечаю я. — Я знаю, это было связано с наркотиками и сексом. Так же как она знакомилась с каждым мужчиной, которого она приводила в наш дом. Я мало разговаривала с матерью.
Виктор задумчиво склоняет голову в другую сторону. Чего он ждет? Я рассматриваю его мгновенье, пытаясь понять, что заставило его заинтересоваться моей матерью и, наконец, решаюсь рассказать обо всем. Может быть потому, что мне уже давно нужен был кто-то, кто мог бы выслушать меня. Лидия и другие девочки были слишком травмированы собственным похищением и опытом, полученным в лагере, чтобы я могла довериться им. В их жизнях было намного больше хаоса, чем в моей, намного больше... несправедливости. Я никогда не могла заставить себя разговаривать с другими девочками о своих незначительных проблемах, в то время как их били, насиловали, психологически и эмоционально унижали.
По сравнению с ними я жила в раю.
Я отогнала воспоминания и снова взглянула на Виктора.
— В первый раз, когда я увидела Хавьера, я поняла, что он отличается от других мужчин, которых мать приводила домой. Более властный. Воздух вокруг него был пропитан надменностью. Бесстрашный. Уверенный. Другие мужчины - а их было немало - были мразями. Они не могли дождаться, чтобы пройтись по нашей крошечной комнате мимо меня и начать приставать к матери. Это были отвратительные, ничтожные существа.
— А Хавьер не был? — спрашивает он.
Я качаю головой, теперь уставившись на стену.
— Он был отвратительным из-за того, чем он занимался и как он использовал мою мать, да, но он был слишком профессионалом, чтобы быть ничтожеством.