Не желая давать Виктору никаких оснований полагать, что он должен мне что-нибудь еще, я называю единственного человека, который приходит на ум, так что он может высадить меня и оставить меня жить той жизнью, что я смогу себе обеспечить.
— Миссис Грегори, — тихо шепчу я, уже забыв, когда видела её в последний раз. — Она живет приблизительно в десяти минутах отсюда.
Я ловлю взгляд Виктора, направленный на меня и на мгновение встречаюсь с ним глазами. Чего он ждет? Кажется, что он изучает мое лицо, но я не понимаю, почему.
Я отворачиваюсь и указываю ему направление, куда ехать.
Виктор ведет машину, и мы подъезжаем в парк трейлеров, где я жила.
Все выглядит именно так, как было, когда я уехала, с поломанными игрушками, разбросанными вокруг подобия двориков, старыми потрепанными автомобилями, припаркованными в разных местах с травой, выросшей вокруг сдутых шин. Кондиционеры на оконных блоках гудят, как ракеты в раннем вечернем воздухе, и собаки лают со своих коротких цепочек, обернутых вокруг деревьев. Когда мы подъезжаем к маленькому синему прицепу, в котором я жила в течение большей части своей жизни, я едва смотрю на него. Но мне интересно, лишь на мгновение, кто живет там сейчас и, удалось ли им избавиться от бесконечных тараканов, чего моя мама не смогла сделать.
— Прямо сюда, — спокойно говорю я, надеясь, что дом миссис Грегори все еще через два трейлера.
Но увидев ярко-красный бронко, припаркованный напротив, я начала думать, что это не так. После девяти лет мне не стоило ожидать подобного.
Я собираюсь выйти, но Виктор остановил меня.
— Возьми это, — говорит он, потянувшись во внутренний карман пиджака.
Он достает толстую пачку стодолларовых банкнот и протягивает их мне. Я перевожу взгляд с денег на него, колеблясь только потому, что это было неожиданно.
— Я знаю, это кровавые деньги, — говорит он, протягивая их мне, — но я хочу, чтобы ты взяла их и потратила на то, что будет тебе необходимо.
Я одобрительно киваю и пальцами беру пачку банкнот.
— Спасибо.
Я начинаю выходить, но останавливаюсь и говорю:
— А как насчет Хавьера? Если он готов так много заплатить, чтобы меня убили, он пошлет кого-то еще, чтобы найти меня, если ты не сделаешь этого.
— Он будет мертв, прежде чем это случится.
— Ты собираешься убить его? — спрашиваю я, но затем киваю. — Я имею в виду, не из-за меня, конечно, но из-за другого мужчины? — Я хочу, чтобы он сказал, да, из-за тебя, но знаю, что для этого нет причины.
— Теперь ты будешь жить своей жизнью в безопасности, — просто говорит он.
Несколько секунд мы молчим, я выхожу из машины, мягко закрыв за собой дверь. А потом смотрю, как Виктор уезжает, его стоп-сигналы частично разгоняют тьму в самом конце дороги. А потом он исчез. Вот так просто.
Что только что произошло?
Я сомневаюсь, смогу ли я забыть когда-нибудь прошедшие девять лет моей жизни и даже больше, а особенно последние пару дней. Стою здесь в конце дороги; места, знакомые мне, кажутся такими чужими, и я понимаю, что не чувствую себя самой собой. По крайней мере, человеком, которым я была раньше, или человеком, которым я должна была стать, но эта возможность была отнята у меня Хавьером. И моей матерью.
Я прожила жизнь в изоляции и рабстве, узницей мексиканского наркобарона, который хоть и относился ко мне с какой-то странной добротой, оскорблял меня в других отношениях. Я спала с мужчиной, которого не любила и с которым мне не хотелось спать большую часть своей молодой жизни. И Хавьер единственный мужчина, с которым у меня когда-либо был секс. Я видела изнасилования, похищения и надругательства в любой возможной форме. И я видела смерть. Столько смертей. Моя единственная подруга умерла у меня на руках несколько часов назад. Я наблюдала, как жизнь оставляет ее тело, когда она смотрела на меня.
После всего этого, я чувствую, что не могу небрежно отбросить эти воспоминания или стереть их из памяти, ни одно из них не укажет мне, как быть нормальной девушкой. И я знаю почему. Я просто ненавижу признаваться в этом самой себе: за эти годы привыкла к нему. Это была моя жизнь. Мой ум приспособился и адаптировался лучшим способом, который знал.
Но теперь я здесь, вернулась назад домой в Таксон, способная делать все, что захочу. Я могла пойти через несколько кварталов в небольшой магазин, куда заходила каждый день после школы и купить соду и мешок доритос. Если бы захотела, я могла бы пойти к моей старой начальной школе и качаться на качелях или сесть в парке, который окружает здание и просто смотреть на звезды, пока я не усну. Я могла украсть велосипед в ближайшем дворике, один из двенадцати, и поехать в дом моей старой подруги за двадцать километров. Но трейлер позади меня в конце растрескавшейся дорожки был так же хорош. И прямо тут. К двери я приближалась дольше, чем ожидала, чтобы выяснить, может ли единственный человек, которого я знала, помочь мне, и живет ли здесь еще сейчас.