Я больше не могу говорить об этом. Качаю головой и глубоко вздыхаю, поднимая голову с сиденья. А затем я передаю ему деньги, предлагая их забрать.
— Сохрани их, — говорит Виктор, выводя машину на дорогу.— Позже они тебе понадобятся.
Я заталкиваю их между сиденьем и консолью.
— Ты знаешь, что находишься в опасности стать надежным членом общества, — шучу я.
Я вижу, что он быстро взглянул на меня, не двигая головой.
— Возможно, — говорит он, выезжая на автостраду. — Запомни это, на случай, если мне снова понадобиться тебя связать. — Он смотрит на меня, и хотя его губы не улыбаются, я вижу улыбку в его глазах.
Я поворачиваюсь к окну рядом со мной, потому что в отличие от Виктора, я абсолютно не могу контролировать улыбку на лице и не могу допустить, чтобы он ее увидел.
Мы останавливаемся в отеле в непосредственной близости от Таксона и вместо того, чтобы убегать, на этот раз я помогаю ему нести привычные сумки до нашего номера на третьем этаже. Наш номер. Два слова вместе, несколько дней назад я бы и представить себе не могла, что буду использовать их так обычно. Я спросила о собственном номере, но он настаивал, чтобы я находилась рядом. Я не стала спрашивать почему. Будучи в бегах с кем-то вроде него, предполагаю, что так будет лучше, но чувствую, что есть что-то большее, о чем он не говорит мне. Я отвлекаюсь от этих мыслей, видя кровь внизу рубашки Виктора, когда он вытягивает ее из брюк.
— Ты ранен? — я подхожу к нему, чтобы лучше рассмотреть ту сторону его тела.
— Да, но я в порядке.
— Но почему... в тебя стреляли?
Он расстегивает рубашку донизу, обнажая свои четко очерченные мышцы груди и живота, но все, что я замечаю, это еще больше крови.
Теперь я понимаю, почему она так спешил попасть в комнату, и почему казался таким нехарактерно обеспокоенным, когда мы расставались с Николасом и Корделией.
— Сходи вниз на ресепшн и попроси бутылку перекиси, марлю и алкоголь. У них должна быть аптечка.
Я перевожу взгляд с его глаз на кровь, пытаясь увидеть рану. Он снимает рубашку и бросает на пол.
Наконец я замечаю его телосложение.
— Сэрай?
— Хорошо, я сейчас вернусь. — Я смотрю на него.
Я тороплюсь за дверь, не бегу, но иду поспешно, так, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Боже, я чувствую себя, как беглянка.
Несколько долгих минут у клерка с ресепшн занял поиск того, что я просила, в течение которых она вышла из холла и искала в комнате обслуживающего персонала. Потому как у нее в столе была только крошечная аптечка с несколькими лейкопластырями и мазью-антибиотиком.
— Сожалею, я не могу найти перекись, но вот полная бутылка алкоголя. — Девушка протянула мне бутылку и не распакованную упаковку с рулончиком марли. — Что случилось? Все в порядке?
Я поблагодарила её и взяла вещи со стола.
— Да, все в порядке. Мой э-э… парень, порезал палец своим карманным ножом. — Я потрясла головой и драматично закатила глаза. — Он попытался открыть один из этих пластиковых пакетов. Я говорила ему спуститься сюда и попросить ножницы, но он настаивал, что сделает это. — Я закатила глаза снова, чтобы немного поддержать эффект.
— Звучит, как про моего парня. — Девушка усмехается.
Я смеюсь вместе с ней, снова благодарю ее и поворачиваюсь обратно к лифту, чувствуя, что недостаточно быстро разобралась с ней.
Виктор к моему возвращению стянул брюки с одного бедра. Он стоит перед зеркалом, неловко поворачиваясь, чтобы лучше разглядеть рану, которую я теперь отчетливо вижу. Небольшая дырочка в толще плоти сзади, в верхней части тазовой кости. Кровотечение кажется не таким большим, хотя кровь на рубашке служит доказательством, что оно было обширным.
Я подхожу и выставляю запасы на длинной тумбочке от телевизора перед зеркалом.
— Пуля все еще там? — спрашиваю я, внимательно рассматривая рану.
— Да, — говорит он, потянувшись к алкоголю, — но не глубоко. Свернув крышку, он немного наливает на рану. Морщится и на мгновение закрывает глаза, пока обжигающая боль не станет легче.