— Страх и неопределенность - совершенно разные вещи, Сэрай. Ты ничего не боишься, но сомневаешься во всем.
— Как ты можешь в это поверить? — Она кажется по-настоящему озадаченной моей оценкой ее.
Я смотрю на нее и отвечаю:
— Потому что ты не пошла в полицию. Потому что ты не пыталась связаться с кем-нибудь еще, кого ты знала, хотя у тебя было множество возможностей сделать это. Потому что ты вернулась в машину. Со мной. Убийцей. Потому что ты знаешь, что я убью тебя, не раздумывая дважды и не буду раскаиваться, а еще ты лежишь рядом со мной. Здесь, на этой кровати. Одна и охотно.
Я поворачиваюсь и поднимаю с пола за кроватью пистолет и до того, как девушка понимает, что происходит, его дуло прижимается к ее подбородку, принуждая ее откинуть голову. Я прижимаю ее своим телом, наши плечи соприкасаются, вес моей руки с пистолетом давит ей на грудь. Мои глаза изучают ее, в ее глазах вопрос и удивление, хоть и слабое. Я смотрю на ее рот, ее нежные и невинные губы мягко сжаты.
Я наклоняюсь и шепчу ей:
— Потому что ты не дрожишь, Сэрай. — И затем медленно убираю пистолет, не сводя с нее своих глаз.
— Я не Хавьер, — говорю я. — Ты ошиблась, если решила, что можешь манипулировать мной так, как ты делала это с ним.
Девушка кажется обиженной, хотя этого очень мало в ее глазах, я это вижу. Это именно та реакция, которую я хотел. В которой я нуждался, чтобы узнать, что обвинение было ложным.
Не споря, она смотрит мимо меня и переворачивается на другой бок. Она не встает и не уходит на свою кровать.
И я не принуждаю ее.
— Я не была с Хавьером по собственной воле, — говорит она спиной ко мне. — У меня нет никаких причин манипулировать тобой.
Проходит минута тишины; только шарканье ног, спускающихся по покрытому коврами полу коридора за дверью, нарушает ее.
— Я рада тому, что ты вернулся, — мягко говорит Сэрай. — И Виктор... Я должна сказать тебе. Я была лгуньей в течение последних девяти лет моей жизни. Все, что я сказала, сделала и выразила, было ложью. Мне нравится думать, что я научилась этому к настоящему времени. — Она прерывается, и я не хочу долго задаваться вопросом, что она будет с этим делать. — Я заметила, что все время, что ты говорил с тем человеком, Николасом, обо мне, ты ему врал. — Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Спасибо за то, что ты помогаешь мне.
Затем она отворачивается, и остаток ночи ничего мне не говорит.
Сэрай
На следующее утро я просыпаюсь, запутавшись в простыне на середине кровати Виктора.
Интересно, здесь ли он спал прошлой ночью.
— Идем, — говорит он где-то позади меня. — У нас есть два часа до отлета самолета, а тебе нужна новая одежда.
Я переворачиваюсь, чтобы увидеть его стоящим в комнате, полностью одетого в свой костюм и окровавленную белую рубашку, ожидающего меня.
Я вижу на его рубашке, заправленной в брюки, кровавое пятно.
— Не мне одной нужна новая одежда.
Я подхожу к нему и пытаюсь вытянуть его рубашку, но он запахивает пиджак и застегивает его только на одну пуговицу, скрывая заметное красное пятно на белой ткани.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, слегка задетая тем, что он не дал мне шанса осмотреть его рану.
— Я в порядке.
— Но тебе нужно как минимум сменить эту марлю.
— Я знаю, — беспечно говорит Виктор. — И позабочусь об этом, когда мы будем в Хьюстоне.
Мы едем в соседний универмаг, он паркуется у входа и выходит из машины. Я остаюсь сидеть, не ожидая, что она заставит меня идти внутрь разутой, наблюдая за мной.
Перед тем, как он закрывает дверь, говорю:
— Я, наверно, должна сказать тебе размер, который я ношу.
Он закрывает дверь, не позволяя мне закончить, обходит машину и открывает дверь с моей стороны, ожидая меня.
— У тебя шестой размер, — говорит он, удивляя меня. — А теперь выходи. Ты не можешь остаться здесь одна.
— Я не могу идти внутрь так. — Я указываю на свои босые ноги, мои ступни уже черные от хождения без обуви со вчерашнего дня. — Я босая. Ни футболки, ни обуви, никакого обслуживания.
Явно раздраженный мной, Виктор берет меня за руку и вытаскивает из машины.
Я с трудом протестую.
Мы находились в магазине всего пятнадцать минут перед тем, как выйти из него с новыми обычными серыми штанами, простой белой футболкой и парой кроссовок. Он также позволил мне взять упаковку белых носков и шесть пакетов белых хлопковых трусиков. Все время у меня было ощущение, будто я что-то забыла, но вспомнила только, когда мы вернулись в машину: я должна была купить лифчик. Прошло так много времени с тех пор, как я его носила, что я действительно забыла его важность.