— Я ездил встретиться с нашим отцом, — объявляю я.
Улыбка падает с его лица. Он слегка поворачивает подбородок под углом, несомненно, озадаченный моим признанием.
— Он послал за мной, — добавляю я.
— Ради чего? Зачем он бы посылал за тобой, Виктор? После всех лет, за которые ты его ни разу не видел, почему он послал за тобой, а не за мной?
Я не отвечаю. Мне намного сложнее сказать ему правду, чем я себе представлял. Я всегда знал, что это будет тяжело, но не знал, что настолько.
— Виктор?
Глаза Николаса наполнены интересом и... болью.
Он встает со стула.
— Пожалуйста, брат, просто скажи мне.
Я тяжело сглатываю и стараюсь восстановить дыхание.
— Николас, — наконец, продолжаю я, — твоя мать была ликвидирована Ордером, потому что были найдены доказательства того, что она продавала информацию. Ты уже об этом знаешь.— Он кивает.— Но после этого, так как она была твоей матерью, Ордер не мог доверять тебе. Даже Воннегут чувствовал, что ты был ненадежным и что однажды, рано или поздно, ты отомстишь за смерть матери и предашь Ордер.
Он продолжает слушать. Его лицо омрачается все больше и больше от боли и неприятия. И мне ужасно больно видеть это.
— Я поехал в Будапешт, чтобы встретиться с ним, — говорю я и больше не смотрю на своего брата.— Он поговорил с Воннегутом, они оба сошлись на мнении, что ты должен быть исключен, даже если просто в целях предосторожности, чтобы предотвратить неизбежное. И мне дали приказ это исполнить.
Николас отворачивает голову.
Я встречаю его взгляд.
— Воннегут, конечно же, — продолжаю я, — не знал, что мы были братьями, и так как я был его №1, он был уверен, что я смогу выполнить работу, ведь мы были очень близки, у нас была особая связь. Отец хотел, чтобы я был тем, кто убьет тебя, потому что он считал, что это будет почетно и что если кто-то и должен забрать твою жизнь, то это должен быть я, так как мы - семья и больше никто не должен иметь этой привилегии.
Николас едва может собраться с мыслями. Он едва говорит, но когда он это делает, это ранит мое сердце так же сильно, как и его выражение лица.
— Отец хотел, чтобы ты убил меня?
— Да, — спокойно говорю я.
Он начинает ходить по комнате, затем поднимает руки к голове и резко проходит ими по своим волосам. Он смотрит сквозь меня, его глаза наполнены слезами. Я ни разу в жизни не видел, как мой брат плачет. Никогда. Он не проронил ни слезинки, даже когда мы были детьми или когда убили его мать.
Я трогаю свой подбородок, сдерживая собственные слезы. Я так сильно сжимаю челюсти, что отчетливо ощущаю давление в черепе. Но я изо всех сил пытаюсь сохранить серьезное выражение лица.
— Тогда почему ты этого не сделал? — набрасывается он.— Почему я все еще жив? Скажи мне, Виктор. — Его первая слеза стекает по щеке, и он инстинктивно тянется, чтобы смахнуть ее, злясь на то, что она предала его в этот момент. — Ты должен был меня убить!
— Я отказался, — говорю я. — Ты был единственным заданием, которое я не мог выполнить, Николас. И тогда отцу оставалось сделать только одно: он собирался выполнить это задание сам.
Тело Николаса резко замирает, раненое этой правдой еще больше, чем предыдущей. Из его глаз вылетает следующая слеза, но на этот раз он не сосредоточен на том, чтобы смахнуть ее.
— Я убил его, — наконец, говорю я. — Отец сказал, что мне придется это сделать, потому что только так он не закончит задание. Поэтому я пристрелил его на месте.
Он не может посмотреть на меня. Я чувствую в нем конфликт, где его разум и сердце стараются выбрать, какую эмоцию почувствовать, а какую отвергнуть: боль за то, что сделал наш отец или его любовь к брату, потому что оба события в один момент - это слишком.
Я продолжаю:
— Будучи №1 для Воннегута, я убедил его пощадить твою жизнь и заставил его поверить в то, что наш отец был психически неуравновешенным, параноиком, и поэтому мне пришлось его убить. Я сказал Воннегуту, что тебе можно доверять, и попросил, чтобы он дал мне шанс доказать это ему и всему Ордеру. Я пообещал взять тебя под свою полную ответственность...
— Полную отв... — он злобно смотрит на меня, — взять меня под полную ответственность? Я что, черт побери, какой-то ребенок? Все, что я делал с семилетнего возраста, я делал ради Ордера. Я всегда был единственным из нас, кто все делал так, как было сказано, кто никогда не подвергал сомнению задания Воннегута, кто ни разу не дал ему или кому-либо другому причины усомниться во мне! — Он сжимает руки в кулаки. — Я стремился стать таким, как ты, Виктор, чтобы меня уважали, чтобы мне доверяли и осыпали такой же славой, какой Воннегут осыпал тебя с тех пор, как повысил тебя до полноправного оперативника. Я не сделал ничего, чтобы...