— Пожалуйста... — Я захлебываюсь слезами, грудь вздымается и дрожит, дыхание неровное.
— Не позволяй им забрать меня!
— Я спрошу еще раз, — говорит он, поворачиваясь, чтобы видеть меня полностью.
— Ты хочешь бодрствовать, когда это произойдет?
— Не хочу я, чтобы это происходило! — кричу я.
Я поднимаю руки и пытаюсь освободить запястья от ткани с помощью зубов. Американец не обращает внимания и движется к длинному черному чемодану, стоящему на полу у дальней стены. Взяв его в руки, переносит на край кровати рядом со мной и щелкает замком, чтобы поднять крышку, скрывая тем самым от меня то, что спрятано внутри.
Из-за шторы резко блестит отраженный луч солнца, а от скрипа тормозов снаружи у меня сводит желудок. Я замираю на краю постели, зубами все еще держусь за ткань, широко открытые глаза полны страха. Смотрю на дверь, потом на американца, который стоит у изножья кровати, навинчивая длинную металлическую штуковину на гладкий ствол черного пистолета. А затем он быстро и вместе с тем небрежно, словно во время утренней прогулки, закрывает чемодан и помещает его под кровать, убирая из поля зрения.
Он приближается ко мне.
Я пытаюсь ударить его, но связанные лодыжки не позволяют этого сделать, зато я чуть не падаю с кровати.
— Нет! Оставь меня! Пожалуйста, не делай этого!
Свободной рукой он хватает меня за локоть и рывком поднимает на ноги, оружие в другой руке направлено в пол, затем он неловко сопровождает меня через небольшую комнату в очень маленький туалет.
Раздается стук в дверь, но американец не обращает на него внимания. Он затаскивает меня в туалет и практически толкает меня в отвратительную ванную. Кажется, что моя голова вот-вот ударится о край, однако он удерживает меня за ткань на запястьях и дальше опускает уже благополучно.
— Оставайся внизу. Не поднимай голову и не двигайся.
— Что? Я старюсь скрыть смятение. Я так напугана, кажется, я могу потерять контроль над мочевым пузырем в любую секунду.
— Ты понимаешь? — спрашивает он, нависая надо мной. В его глазах отчетливо читается серьезность.
Я сомневаюсь, нет, я не понимаю, но потом я просто киваю резким движением головы.
Он запрокидывает руку за спину и достает откуда-то нож. Мои глаза становятся огромными, когда острый, серебристый предмет движется в мою сторону. В тот момент я просто думаю, что он собирается зарезать меня, я не могу понять, зачем он проделал такой путь, чтобы просто убить меня. Он разрезает узел, сковывающий мои щиколотки.
—Лежи тихо, требует он в последний раз.
И сразу же покидает туалет и закрывает за собой дверь.
Я была в шоке, мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Я разглядывала свободные ноги и удивлялась, почему он сделал это. Почему оставил руки связанными, но позволил пользоваться ногами, ведь так я могу убежать? Это не важно. Руки тоже надо освободить. Я снова отчаянно кусаю тугой узел, но ничего не получается, это только приводит меня в еще большее отчаяние. Я слегка приподнимаю голову пытаясь рассмотреть уборную, нет ли здесь чего-либо похожего на нож или ножницы. Ничего. Только пластиковая тара с высохшей краской, маслянистые, грязные пятна и отвратительный унитаз без крышки.
Дверь в комнату открывается, и я слышу голоса снаружи.
—Где она?
О нет… это был голос Изель!
Сердце пускается вскачь, так что я чувствую головокружение, когда кровь приливает к голове. Я еще сильнее впиваюсь зубами в ткань, выкручивая невозможные узлы до тех пор, пока не ощущаю боль.
— Хавьер удивляется, почему вы сами ее не привезли?— добавила Изель своим фирменным томным саркастическим тоном.
Голосов становится больше, мужских, говорящих между собой на испанском, пока Изель разговаривает только с американцем. Голоса приглушены. Не могу разобрать, о чем идет речь.
— Присаживайтесь, — спокойно говорит американец.
— Мы не в гости приехали, — возражает Изель. — Отдай нам Сэрай... или...
Я представляю, как она приближается к американцу, словно скользкая змея, каковой она и является.
— Или же ты и я сперва можем ненадолго уединиться. Я не против.
Она резко замолкает, обольстительные нотки мгновенно исчезают.
— Хорошо! Хорошо! Чертов ублюдок. Ты скорее пристрелишь меня, чем трахнешь?
— Да, — отвечает американец.
— Заберите ее отсюда, — командует Изель голосом, полным презрения.
— Для начала присядь, — говорит американец.
Внезапно я слышу, как взводится курок, и инстинктивно припадаю телом к ванной, насколько могу себе позволить. Начинаю понимать, почему он заставил меня остаться здесь.
— Нас пятеро, а ты один, — ядовито произносит Изель.
Затем раздается выстрел, и я вжимаюсь в твердый пластик под собой. Еще выстрелы. Пули дробят стены; две проходят прямиком сквозь стенку туалета, где, съежившись, лежу я. Через комнату от себя слышу звон разбитого стекла и шум от спасающихся бегством людей. Снова звучат выстрелы, а Изель выкрикивает проклятья в суматохе. Стены сотрясаются вокруг меня, отчего с лампочки на отсыревшем потолке летит пыль. Я слышу громкий хруст, а затем звон разбиваемого в комнате большого окна, словно кого-то в него толкнули.
Становится тихо. Все, что я слышу - лишь быстрый и неистовый стук собственного сердца. Мне настолько страшно, что я больше не плачу, а тело прекращает содрогаться. Меня парализовал страх.
В воздухе витает резкий запах пороха.
Мертв ли американец? Это все, о чем я могу думать. Возможно, они все мертвы, и я смогу выбраться отсюда живой.
Начинаю подниматься из ванной, когда раздается голос Изель.
— Пошел ты. Я ни хрена тебе не скажу!
Краткая тишина, затем я слышу спокойный голос американца:
— Ты уже сказала все, что я хотел услышать.
— Каким это образом?
— Если бы Хавьер хотел, чтобы я остался жив и убил Гузмана, ваши люди никогда бы не стали использовать меня.
— Он хотел, чтобы ты убил его.
— В таком случае ваши люди просто глупцы.
Изель ничего не ответила, но я могу представить выражение ее лица: недовольство вкупе со злобой.
Я выбираюсь из ванной бесшумно, осторожно, стараясь не делать резких движений, и тянусь к дверной ручке. В ту же секунду, когда мои пальцы коснулись ее, дверь открывается, словно до этого она и не была закрыта, хотя я знаю, что это не так. Должно быть, она отворилась, когда я слышала, как кто-то врезался в нее во время схватки.
Толкаю дверь, и та с едва слышным скрипом открывается. Прямо за дверью вижу раковину и зеркало над ней. Все, что от него сейчас осталось, - три огромных, неровных осколка, висящих на стене.
В отражении вижу спину американца.
— Должен тебе сказать, — говорит он, — что сейчас мы заключим новую сделку.
— Здесь не ты заключаешь сделки, — выплевывает слова Изель.
— А по-моему, я, — отвечает он.— Для начала ты скажешь, в чем заключались планы Хавьера, когда он пригласил меня в лагерь?
— Хрен тебе, а не ответ!
Раздается глухой выстрел, затем вскрикивает от боли Изель.
Американец то попадает, то исчезает в зеркале, и я мельком созерцаю Изель, сидящую на стуле возле стены. Ее лицо блестит от пота, а кровь сочится из огнестрельной раны на бедре, руки прижаты сверху в попытке остановить кровотечение. Ее загорелое лицо искривлено агонией и гневом. Она демонстративно сплевывает на пол.
— Обыкновенная рана, — произносит американец.
Я перемещаюсь поближе к двери. Возле ног Изель виднеется пара рук: один из мужчин, которого американец только что убил. Судорожно сглатываю и пытаюсь привести дыхание в норму. Дверь приходит в движение, когда я прислоняюсь к ней бедром, и я резко втягиваю в себя воздух, который только что вдохнула. Изель дергает головой в сторону, когда видит зеркало. Она знает, что я прячусь здесь. Пытаюсь отойти от двери и двигаюсь обратно в темноту комнаты, но она видит меня. Усмешка появляется на ее лице.
— Выходи, Сэрай, — произносит она мелодичным голосом.— Хавьер скучает по тебе.
Я не двигаюсь. Может быть, если я останусь неподвижной, что она и видит в зеркальном отражении, то подумает, что это лишь обманчивые блики света перед глазами.
Она отводит от меня взгляд, как если бы американец чем-то привлек ее внимание.
— Хавьер хочет смерти Гузмана, — говорит Изель.— Он бы не нанимал тебя и не отпустил с этими деньгами, если бы не хотел, — она усмехается, вскидывает голову на американца и добавляет:
— Ты дурак.
Слышу скрип кровати, словно он сидел как раз с краю, лицом к ней. Пока она отвлечена, я располагаюсь подальше от торца двери, но так, чтобы иметь лучший обзор комнаты через отражение в зеркале. Замечаю другое тело, распростертое у стены по другую сторону от нее.
— А если я убью Гузмана, — говорит американец,— я беспрепятственно получу остальную часть денег.— Это было утверждение, но в то же время и вопрос.
Изель усмехается.
— Разумеется, — она склоняет голову набок.— Она уже у тебя.
Никакого ответа. Я знаю, что Изель имеет в виду меня.
— Девушку не покупали и она не была продана, как тебе известно, — добавляет она.
— Не интересовался.
— Тебе и не нужно было.
Не поворачивая головы, Изель снова смотрит в сторону зеркала.
— Строишь из себя героя? — произносит она голосом, полным сарказма.
— Вряд ли, — произносит американец.— Я собираюсь использовать ее в качестве козыря.
Я судорожно сглатываю.
Нужно было держать рот на замке...
— С Хавьером так дело не пойдет. Она не была частью сделки. Ты держишь девушку у себя, чему Хавьер не обрадуется.— Прядь черных волос спадает на ее лицо. Она поднимает руку, чтобы убрать остальные волосы, но на полпути рука замирает, и она опускает ее обратно. Гнев немного помогает ей скрыть страх на лице. Она понимает, что он вынесет ей мозги через затылок.
— Девушка останется со мной, пока я не убью Гузмана, а затем мы устроим торг: она в обмен на остальную часть моих денег.