Или любитель немецких курортов Крестинский, еще в 1907 г. он был членом Думы от большевиков, при Ленине стал наркомом финансов. Не справился, его отправили послом в Германию (была такая привычка у большевиков, удивлявшая даже белогвардейцев в эмиграции, – послами назначать всякую дрянь, не справляющуюся с работой в СССР). Связался с Троцким, по возвращении в СССР получил скромную, не по амбициям, должность замнаркома иностранных дел. Каково ему, «старому революционеру», было смотреть на невесть откуда взявшегося в Политбюро Л. Кагановича? И т.д. и т.п.
То есть после революции товарищи по партии большевиков разделились на тех, кто способен был работать на государственных должностях и служить Родине, и на тех, кто ни на что, кроме «революционной» или «политической» болтовни, не был способен и делал вид, что служит некой призрачной «мировой революции». От последних избавлялись, и они год за годом формировали армию обиженных – тех, кого оторвали от государственных кормушек, но которые считали, что имеют на них права благодаря только «революционным заслугам».
К середине 30-х годов советский народ наконец почувствовал реальную отдачу от индустриализации и коллективизации страны: уровень жизни каждого советского человека стал регулярно и стремительно повышаться. Троцкисты и примкнувшие у ним уже не питали надежды на то, что власть Сталина рухнет сама собой. И они торопят события: начинают готовить свою революцию – вооруженный захват власти. Полностью скрыть свои намерения они были не в состоянии, но и Политбюро во главе со Сталиным, и Правительство СССР оказались бессильны. Дело в том, что раскрыть и подавить заговор можно было только силами Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), а им-то и руководил один из заговорщиков – Г. Ягода.
Тогда к Ягоде назначают замом Н. Ежова, некоторое время спустя Ягоду, как уже писалось, переводят в другое министерство (наркомат) и там арестовывают. А возглавивший НКВД Ежов начинает ликвидацию заговора, но делает это так, что и его действия становятся преступными, о чем позже.
Эта книга по сути об истории нашей Великой Родины, но специфика книги такова, что, как видите, начать я ее должен разговором о разной дряни, поскольку эта дрянь и была той силой, которая в 30-х годах сформировала убийц наших героев. Без анализа этой дряни невозможно понять мотивы этих преступлений.
Но сейчас, думаю, надо прерваться и несколько повысить свою юридическую грамотность.
Глава 2.
Закон есть закон
Вообще-то считается, что законы лучше всего знают следователи, прокуроры и судьи. Это общепринятое заблуждение, но я о нем писать не буду. Хочу обратить ваше внимание только на то, что есть люди, которые за плохое знание законов расплачиваются гораздо дороже, чем юристы. Это преступники. Им, так сказать, профессионально, не хуже судей надо знать те статьи Уголовного Кодекса, по которым они совершают преступление. И многие из преступников такими знатоками и являются. Это потом, уже осужденные, они изображают из себя придурков, которых якобы следователь заставил оклеветать себя. На самом деле они, как правило, прекрасно понимали, что они делают, и в чем была их выгода поступить так, а не иначе.
Отвлечемся от темы и рассмотрим вот такой пример. Довольно часто в различных книгах и воспоминаниях можно встретить заявления лиц, осужденных в ходе Великой Отечественной войны, о том, что их на фронте следователь заставил оклеветать себя и признаться в шпионаже, хотя они были невинны, как новорожденные дети. И вот эти «невинные» отсидели свои 10 лет в лагерях «ни за что».
Вспомните хотя бы (если вы читали) бестселлер А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», с которого Солженицын, подключившись к антисталинской кампании Хрущева, начал свою карьеру клеветника. В повести главный герой Иван Денисович, якобы, бежал из плена и его, «глупого крестьянина», следователь заставил оговорить себя в шпионаже. Вот Иван Денисович и заявил трибуналу, что он «шел с заданием» от немцев, а какое это задание, дескать, ни он, ни следователь придумать не смогли. Остается ужасаться тому, какой был произвол при Сталине. Та же песня звучит и из уст главного героя фильма «Холодное лето 53-го», да и во многих других произведениях. Причем, исходное положение для этого вроде бы имеется: в ходе войны с фронта в лагеря попадали в основном осужденные за шпионаж. И таких было много.
В литературе существует расхожая версия, что этакая перестраховка советских органов безопасности была вызвана принципами ведения разведки немцами. Дескать, они засылали к нам в тыл шпионов массово, надеясь, что от кого-нибудь да будет толк. Эта версия вызывает недоверие: скорее наоборот – огромное количество осужденных за шпионаж могло и вызвать эту версию.
Во-первых, такая массовость требует огромного труда по подготовке разведчиков и больших затрат материальных средств на эту подготовку, что очень рациональные немцы вряд ли бы себе позволили.
Во-вторых, информационные документы НКВД тех времен предупреждают наших контрразведчиков не о массовости, а об исключительной изобретательности немецких разведчиков. К примеру, зная, что мы считаем, что немцев не любят евреи и цыгане, немцы к нам в тыл в качестве разведчиков забрасывали именно евреев и цыган. В качестве шпионов активно использовали коммунистов и политруков. Или сразу на нескольких фронтах было отмечено, что немцы в качестве фронтовых разведчиков используют советских подростков. Эти тогдашние «Идущие вместе» за тогдашние немецкие «сникерсы» и «баунти» легко пробирались в тыл наших войск как сироты, потерявшие родителей, собирали разведданные и сигнальными ракетами вызывали огонь немцев на наши войска. Причем, наиболее выдающиеся «подростки-демократы» успевали сходить в разведку по нескольку десятков раз, награждались немецкими конфетами и вином.
Такой сильный противник делал честь нашим контрразведчикам и они, конечно, пытались немецких шпионов разоблачить, а если их не было, то негодяи в органах контрразведки, прокуратуре и трибунале наверняка не гнушались дела о шпионах сфальсифицировать. Но это никак не объясняет, почему масса солдат и офицеров, т.е. людей мужественных по определению, соглашалась признать себя шпионами.
Чтобы понять, откуда взялись эти «невинные жертвы сталинизма», надо повнимательней присмотреться к тогдашнему Уголовному кодексу. Дело в том, что в мирное время такое преступление как шпионаж по своему наказанию намного превосходило такое преступление как дезертирство. За шпионаж могли расстрелять и расстреливали и в мирное время, а вот за дезертирство (уклонение от призыва) в худшем случае давали 5 лет. Но с началом войны ситуация изменилась. Шпионов по-прежнему никто не жаловал, но с дезертирами разговор стал очень коротким. Статья 193 «Воинские преступления» упоминает дезертиров два раза. Пункт «г» статьи 193 гласит:
«Самовольная отлучка свыше суток является дезертирством и влечет за собой – лишение свободы на срок от пяти до десяти лет, а в военное время – высшую меру наказания с конфискацией имущества».
А статья 196-22 гласила:
«Самовольное оставление поля сражения во время боя… и равно переход на сторону неприятеля, влекут за собой – высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества».
Судьям трибунала и думать не приходилось: дезертир? – к стенке!
Однако дезертиров было очень много и если всех расстреливать, то кто воевать будет? Ведь в тылу уже не только женщины, но и дети стали к станкам, на немцев не всегда патронов хватало. Поэтому дезертиров расстреливали редко и только показательно, только публично и только тогда, когда обстановка на фронте требовала расстрелами остановить панику. Во всех остальных случаях дезертирства, а их было за войну около 376 тыс., командующий армией (если речь шла о солдатах и сержантах), либо командующий фронтом или Верховный главнокомандующий (если речь шла об офицерах), отменяли расстрел и заменяли его отправкой на фронт, а с 1942 г. – в штрафные роты (солдат и сержантов) или штрафные батальоны (офицеров). В штрафных подразделениях можно было отличиться в бою, получить ранение или принять смерть. Во всех этих случаях судимость снималась.