Уэллс дрожащей рукой поднес к сигарете спичку и сел на диван. Я наблюдал за ним в зеркало.
— Спасибо, Джимми! Этого я не забуду!
— Ладно, мне пора сматываться… и побыстрее. Вы ведь знаете, что они со мной сделают, если догадаются…
Я надел пиджак и сунул пистолет в правый карман.
— Оставайтесь. Здесь вам ничего не грозит. Только не вздумайте выходить без моего ведома!
— Может, мне вообще убраться из города?
— Нет, я сумею вас защитить.
Тут я увидел, что парень насквозь промок. Весь день шел дождь. Я прислушался: капли все еще барабанили по стеклу.
— Раздевайтесь, Джимми. Вон там, в шкафу возьмите пижаму, тапочки и халат. А захотите принять душ или ванну — не стесняйтесь. Для вас найдется отдельная комната. Но к моему возвращению постарайтесь быть на ногах.
Уэллс посмотрел так, словно не сомневался, что видит меня в последний раз.
— Да не волнуйтесь вы! Я вернусь. А вы уверены, что они не нападут по дороге туда?
— Уверен. Доминик заедет за Мэллоем и Шорти в четверть десятого, потом они отправятся на Кенсингтон-Плейс. Если лампочка над входом не будет гореть — значит, вы еще в доме. Должно быть, Доминик сговорился со слугой Робинсона Дуганом. Как только вы появитесь на крыльце, лампочка загорится. И не успеете вы добраться до машины, они уже подъедут. Вас легко узнать по плащу и шляпе.
Я надел плащ и ту же бежевую шляпу, в которой ходил весь день.
— Переоденьтесь хотя бы! — взмолился Джимми.
— Зачем? Не надо так беспокоиться! Ждите меня здесь. Я не забуду, что вы спасли мне жизнь.
Джимми смутился.
— Я это сделал вовсе не ради вознаграждения…
— Вы уже поужинали?
— Нет.
— Тогда я попрошу портье вам что-нибудь принести.
— Не ходите туда! — Джимми грустно посмотрел на меня и пробормотал: — Нет, наверное, я вас так никогда и не пойму!
Кенсингтон-Плейс представляет по форме вытянутый прямоугольник, по обеим длинным сторонам которого высятся роскошные особняки, отделенные от проезжей части решеткой и небольшим газоном. Въезд и выезд на площадь украшают арки с колоннами.
По вечерам Кенсингтон освещает лишь тусклый свет четырех фонарей.
Я подъехал к дому Эндрю Робинсона и оставил машину под дождем прямо у тротуара.
Калитка оказалась не запертой, и я тут же поднялся на крыльцо.
Дверь открыл Дуган. Большой Босс уже ждал меня в гостиной.
— Привет, Джерри! Здорово вымокли?
— Да нет, не очень.
— Прошу вас, проходите, — сказал Эндрю, показывая мне дорогу в библиотеку — просторную комнату, обставленную с суровым изяществом.
— Ну, что, вас, наконец, оставили в покое? — поинтересовался Робинсон, как только мы уселись.
— Похоже на то. Во всяком случае, сегодня я не видел своих «ангелов-хранителей».
А все-таки интересно, знает ли Большой Босс, что Доминик и его дружки решили ждать меня, затаившись в синей машине на углу Кенсингтон-Плейс?
— Уилкс уже сообщил вам о моем вчерашнем визите?
— Да, только он не понял, зачем вы приходили.
— Отлично понял!
— Вы обвинили его в убийстве. Так кого же он, по-вашему, прикончил?
— Я лишь хотел выяснить имена тех, кто может подтвердить его алиби на шестое августа, в те часы, когда произошло убийство. Вам же известно, что сомнение всегда толкуется в пользу обвиняемого. Я намерен выдвинуть обвинение против другого лица и представить доказательства. Потому-то мне и нужно снять все подозрения с Уилкса. Понимаете? И он угодил в ловушку.
Робинсон пристально посмотрел на меня, явно без тени смущения.
— По-вашему, я сам убил брата?
— Я в этом просто уверен.
— Вы меня подозревали с самого начала?
— Да. И вы это прекрасно знали.
— Так что вы собираетесь делать?
— Отправить вас на электрический стул.
— А не кажется ли вам, что задача для вас трудновата?
— Сначала так оно и было, но самое сложное уже позади.
— Однако я все еще сижу в своем собственном удобном кресле — и никакого электричества!
— Пока — да, но я вас уничтожу. Даже если вы сумеете избежать смертного приговора, больше вам здесь не хозяйничать!
— И как же вы намерены действовать, мой мальчик?
— Напечатаю все, что мне известно.
— Когда?
— Очень скоро. Через неделю, может, две.
(Тем временем типография «Гэзет» уже вовсю набирала роковой выпуск.)
— О чем же вы хотите написать?
— Я и пришел рассказать об этом. Я обвиняю вас в четырех убийствах.
Робинсон удивленно вскинул брови.