Что именно побудило ван дер Граафа к действиям, так и осталось неясным. Фильм ван Гога не заострял внимание на его мотивах. Все, что мы знаем, – ван дер Грааф был ярым противником разведения скота и птицы индустриальными методами. Особенно не любил он фермеров, занимающихся разведением норок, и постоянно подавал на них в суд, нередко выигрывая процессы. Фортейн питал слабость к зимним пальто с меховыми воротниками и однажды действительно написал, что «мы должны прекратить нытье о природе и окружающей среде». По его мнению, звероводческим фермам следовало бы разрешить продолжить работу. Но ван дер Граафа, по-видимому, больше беспокоили моменты, связанные с личностью Фортейна, а не с конкретными экологическими вопросами. Его ненависть была скорее этического, нежели политического свойства.
Ван дер Грааф считал, что Фортейн похож на Гитлера, вовсе не имея в виду, что он тоже массовый убийца. В какой-то степени представление ван дер Граафа о Гитлере походило на представление простолюдинов семнадцатого века о братьях де Витт. Он протестовал против «оппортунизма» Фортейна, его «нежелания жертвовать собственными интересами», его «высокомерного отношения» к слабым и беззащитым. Прежде всего, он протестовал против его «тщеславия», его хвастовства, его «гордыни». Один его внешний вид вызывал неприятие: шикарные костюмы, кричащие галстуки, завязанные виндзорским узлом, шелковые носовые платки, слишком сильно выбивавшиеся из нагрудного кармана костюма в тонкую полоску. Фортейн был самый настоящий «человек-оркестр». А это серьезное обвинение в стране, где «если вы ведете себя нормально, вы уже вполне тянете на безумца». Ван дер Грааф довел пуританское голландское назидание до пагубной крайности. Возможно, он выглядел жалко, но он был по-своему принципиальным человеком, принципиальным до фанатизма. Характерная особенность кальвинизма – слишком жесткое соблюдение моральных принципов, и это можно считать как недостатком, так и достоинством голландцев. Оно сыграло роль в формировании ван дер Граафа, Мохаммеда Буйери и даже Тео ван Гога. Убийства ван Гога и Фортейна были совершены из принципиальных соображений.
Волкерт ван дер Грааф был трудным ребенком. Он родился в 1969 году в той же атмосфере маленького протестантского городка, что и премьер-министр Балкененде. Его мать, родившаяся в Англии, была чрезвычайно набожной евангелисткой, а отец – учителем биологии. Природа, животные всегда составляли смысл жизни Волкерта. Когда ему исполнилось пятнадцать, он нашел работу в приюте для травмированных птиц, но вскоре его уволили, потому что с ним было невозможно иметь дело: он спорил по любому поводу, убирал мышеловки, чтобы спасти мышей, приносивших вред птицам, и так далее. Ему не нравилось, что его родители едят мясо, он отказывался сидеть на их кожаном диване и никогда не обедал дома. Не сумев закончить сельскохозяйственный университет в Вагенингене, где изучал проблемы загрязнения окружающей среды, он стал ярым антививисекциони-стом и непримиримым противником интенсивного сельского хозяйства. Если не считать отдельных вспышектемперамента, Волкерт был молчаливым, неприметным человеком – скорее занудой, чем потенциальным убийцей. В 2001 году он влюбился в женщину старше себя. У них родилась дочь, но, даже став счастливым отцом, он все время казался чем-то удрученным. Возможно, это была депрессия. В любом случае, Волкерт чувствовал, что должен сделать что-то важное, чтобы помочь слабым и беззащитным.
2
Похороны Фортейна были необычным зрелищем, больше похожим на похороны обожаемой всеми королевы или Папы Римского. Он был бы в восторге. В детстве Фортейн мечтал стать Папой Римским.
Он заставлял брата и сестру становиться перед ним на колени и изображать боготворящих его священников. Эти мечты не покидали его и в отроческие годы. «В то время как другие мальчики-католики, возможно, хотели стать епископами, – сказал он репортеру, – меня устраивал только высший сан. Наверное, это свидетельствует о моем сумасбродстве». Целые страницы его автобиографии посвящены описанию похорон Папы Римского Пия XII. Большое впечатление произвела на него и погребальная церемония Марии Каллас. И то и другое – очень не по-голландски.