— Платок надо выстирать! — посоветовал следователь. — На нем губная помада!
— Вы очень наблюдательны! — оценил Антон, роясь в письменном столе. — Я непременно воспользуюсь вашим советом.
Отыскав нужные бумаги, младший научный сотрудник направился к выходу.
— Извините меня, пожалуйста, — задержал юношу Ячменев, — мне хотелось бы знать, каким образом ваш носовой платок оказался возле убитого Зубарева?
Антон не выразил ни удивления, ни испуга.
— С удовольствием вам объясню, — дружелюбно на чал он, — когда я вошел в библиотеку, была половина первого ночи, и я никак не рассчитывал встретить здесь Зубарева, тем более мертвого. От неожиданности я выронил носовой платок, который держал в руках…
— Звучит весьма убедительно, — насмешливо сказал Ячменев, — мне остается узнать, что вам понадобилось в научной библиотеке в первом часу ночи?
— Я человек холостой! — весело объяснил младший научный сотрудник.
«А я молодец! — подумал Ячменев. — Решил, что владелец платка — женатый».
— Вы хотите сказать, что были здесь с женщиной? — заметил Ячменев, вспоминая при этом, что ему звонили как раз двое — мужчина и женщина.
В библиотеке появилась старуха комендант.
— Антон! — бесцеремонно прервала она допрос — Вносите десять рублей!
— На что? — удивился Антон.
— На венок!
— Почему так много? Обычно собирают по два рубля.
— Это смотря кто умирает, — философски сказала бывшая дворянка. — Каждому своя цена!
Возразить было нечего, и Антон нехотя отдал десятку.
— Распишитесь! — Надежда Дмитриевна протянула ему ведомость.
— Когда и получаю деньги, я допускаю, что должен расписаться, — Антон покорно поставил подпись, — но почему я должен расписываться, когда отдаю деньги?
— А вдруг я их украду? — и старуха ушла.
— Вернемся к нашему разговору! — предложил Георгий Борисович.
— С кем я здесь был — это мое дело! — заговорил Антон. — Но я облегчу вашу задачу. У меня с Зубаревым сложились отвратительные отношения. Наш шеф придерживался в науке противоположных со мною взглядов. Вернее, он их не имел. Он был беспринципен!
Антон повторил тезис убийцы. Интонация тоже совпадала. Ячменев внутренне насторожился.
— Кроме того, — продолжал Антон, — Зубарев забраковал мою книгу и собирался выжить меня из академии! Когда вы, товарищ следователь, пожелаете меня арестовать — я к вашим услугам! Я работаю в кабинете номер семь!
— А зачем вы на себя наговариваете? — спросил Ячменев, которому понравился подозрительный молодой человек.
— Лучше это сделать самому, чем ждать, пока это сделают твои друзья! — сказал Антон. — Извините, мне не когда, я должен писать некролог об этом карьеристе!
— О мертвых дурно не говорят!
— О ком же тогда говорить дурно? — улыбнулся Антон. — О живых опасно, о мертвых неприлично…
После ухода Антона Ячменев некоторое время посидел в задумчивости, а потом, хотя он находился в библиотеке как будто один, спросил:
— Что вы на это скажете, Фомин?
— Этот тип его и убил! — донесся приглушенный голос Зиновия.
— Вы в каком шкафу? — спросил следователь, пытаясь по направлению голоса сориентироваться.
— Я в четырнадцатом, там, где Тургенев и турецкая литература!
— Зачем вы туда залезли? — устало спросил Ячменев.
— У нас свой метод, Георгий Борисович, а у меня свой! Этот Антон приходил сюда, — помощник продолжал разговаривать из своего тайника, — потому что злодея всегда влечет на место преступления! Выпустите меня отсюда, Георгий Борисович! Пожалуйста! — добавил он жалобно.
— А почему вы не можете сами вылезти?
— Кто-то меня запер!
— Кто? — поразился Георгий Борисович.
— Кроме вас и Антона, здесь никого не было! — с упреком сказал Фомин.
Ячменев поднялся, отыскал четырнадцатый шкаф и подергал дверцу. Она не поддавалась, а в замочной скважине не было ключа.
— Скажите, Зиновий, — спросил Георгий Борисович, — а вы не заперлись изнутри, ну, для полной конспирации?
— Я знаю, что вы считаете меня дураком! — грустно отозвался помощник.
— Вы преувеличиваете, — любезно сказал Ячменев, вглядываясь в мутное стекло, за которым проглядывали тома Тургенева, а за ними в темноте слабо светились глаза, замурованного сыщика. — Я вас вроде бы не запирал. Антон к шкафу не подходил… И авоська с продуктами пропала…
— Она не пропала, — утешил его Фомин. — Я ее за окно выставил, чтобы колбаса не испортилась.