«Не слишком ли много помех следствию? Не слишком ли много глаз следит за моими действиями? Не слишком ли перебарщивают преступники в борьбе со мной? Почему они бессовестно нарушают неписаные законы сыскной работы? Почему не выводят меня на ложный след, почему лазают без спроса в номер, вырывают трупы прямо из рук? — думал он почти лихорадочно. — Того гляди, и меня ни за что ни про что шлепнут, не постесняются. Пора, брат, пора перестраиваться со страной, как учит программа „Время“, менять оперативный курс и, может быть, даже прикинуться на время полным Ваней-дурачком, способным лишь предлагать к опознанию сопливые платки… Нет, невидимым убийцам не выбить меня из колеи, как Частисветова — из седла, зря стараются, я тверд в стремлении, а стремление мое оправдано государственной необходимостью. Потерпел от бандитов фиаско здесь и сейчас — ничего, отыграюсь там и потом. Зато как отыграюсь! Чертям тошно станет! Тот же мордоворот падет в ноги и будет молить о пощаде, а я ему: „Ты, мордоворот, когда мне зубы выбивал, о чем думал? Поделом тебе, дурачина, следственный изолятор, мог бы вырасти честным санитаром, а связался с бандитами, пошел по кривой дорожке — и вот результат, теперь кусай локти…“ Но эти приятные картинки у меня впереди, а сейчас самое время проверить Чуждую на вшивость, и правду ли сказал о ее пристрастиях Чудачкава, он же Злодеев? Это и будет следственный эксперимент, в результате которого я узнаю, кто из них нагло врет мне в лицо». В дальнем кармане у него, как реликвия и талисман, лежал окаменевший кал снежного человека, оставшийся в наследство от деда — сподвижника Семенова-Тян-Шанского. Черепов полюбил свое наследство, когда посмотрел по телевизору передачу, в которой выступали серьезные бородатые люди, вернувшиеся из экспедиции с аналогичной реликвией. Они положили какашку снежного человека на стол перед ведущим и полтора часа любовались, обсуждая, есть она или нет ее… Но подарок снежного человека, гревший карман, в связи с экономической нестабильностью мог подняться в цене, а Чуждая могла оказаться неразборчивой в питании или проглотить, не разгрызая, поэтому Черепов поднял с газона свежий, еще пахнувший кошачий батончик, ловко сунул в пеструю обертку, скрутил образцово-показательную конфетку — прямо на выставку достижений — и побежал, охваченный азартом, экспериментировать с администратором. «Если съест и не поморщится, значит, мимо нее ночью можно черта пронести, не то что Чернилова» — так сформулировал он цель следственного эксперимента.
— Спасибо, — сказала Чуждая и спрятала «конфетку» в карман.
— Ешьте, чего тянуть, — предложил Черепов, хотя это было нарушением условий эксперимента.
— Я ребенку отнесу.
— Нет, ешьте при мне. Это приказ. А для Павлика у меня другой сюрприз.