— Отличное начало! — похвалил Черепов. — Сколько злодейства в одном поступке! Уже за это стоит убить Чеймберса понарошку.
— Вы приезжаете в колхоз, — продолжал Частников, не смутившись комплиментом, — и встречаете меня, праздного бездельника по роли — председателя Луидова, который идет на охоту. Поскольку живность в лесах давно перевелась, Луидов заходит во двор бабки Марфы и объявляет немедленную амнистию всем ее кроликам. Заключенные охотно покидают клетки, звучит беспорядочная стрельба, во время которой шальная пуля ранит д’Артаньяна в бедро почти смертельно. Бабка Марфа привечает молодого специалиста на чердаке, лечит самогоном и малиновым вареньем. А потом — влюбляется! д’Артаньян же влюблен с первого взгляда…
— Но ведь бабка Марфа — как бы старуха! — удивился детектив сюжетной концепции Частникова.
— Нет, у меня она молодая девушка, резко постаревшая в детстве. Правда, все зовут ее не бабка, а мадам Марфа.
— Почему?
— Потому что до замужества звали мадемуазель.
— А кто ее муж?
— Страшный человек, бухгалтер Дуплессин. Чуть что сразу достает кулак из кармана и бьет наотмашь обидчика. Иной раз и невинному попадает. Думаю, вы догадались — это Чудачкава.
«Он же Злодеев!» — подумал Черепов и, увлекшись сюжетом, выпустил нить следствия.
— А мотив? — спросил он, забыв и про само следствие.
— Настоящие накладные, — прервал вопрос Частников, — потому что подложные Рошфор отвез в райком на мотоцикле. Рошфор — секретарь парткома и любовник бабки Марфы по совместительству, на пару они вершат обман трудового народа. Две эти полуграмотные женщины тревожат честного, но беспечного председателя сильнее, чем уборка картофеля, сев озимых и телефонная директива из райцентра.
— А я грешным делом решил, что Рошфор — Чеймберс! — искренне сознался Черепов.
— Переодетая и то не до конца женщина Чеймберс, к тому же инопланетянка под занавес, а бабка Марфа бисексуальна в пределах Солнечной системы, когда нужно для дела, — объяснил Частников. — Перед тем как уйти навсегда в бригаду трех механизаторов — героев соцтруда, — д’Артаньян просит у нее что-нибудь на память. — Частников сунул нос в рукопись: — «Да что ж тебе дать, окаянному, чтоб ты отвязался? Кольцо? Муж узнает — тебя прибьет, да и дорогое оно. Ежели каждому любовнику по кольцу, сама по миру пойду». — «Дай, дай хоть что-нибудь… Мне позарез надо. Дай, и я исчезну с механизаторами». — «Ну на вот, возьми накладные и серьгу в придачу. Отдашь накладные моему человеку, который покажет тебе такую же серьгу…»
— Вы забыли про акцент, — позлорадствовал Черепов.
— Верно. «Дай, дай хот што-ныбуд… Ы и ысчезну», — так лучше?
— Гораздо, — решил детектив. — Вы пишите симпатическими чернилами?
— Вот еще новость! — удивился Частников. — Пишу, как все: справа налево. Ах, вас удивляет, что бумага чистая и держу я ее вверх тормашками? Текст здесь. — Прозаик постучал пальцем по затылку. — С бумажкой сверяюсь по привычке.
— Я готов к репетициям. Вижу — повеселимся на славу, — сказал детектив. — Мне только надо разложить кое-что по полочкам.
— Могу помочь, если найдутся полочки, — отозвался Частников.
— Спасибо, сам управлюсь.
— Не проспите ужин, как обед, — посоветовал прозаик и ретировался…
«Что ж! — подвел итоги Черепов. — Вывод у меня такой: хитроумный Частников под личиной представления вполне сознательно поведал все, что знал и думал. Он считает убийцей Чеймберса, бывшего партийного работника, на которого нынешний фантаст не похож, как капля азотной кислоты на каплю соляной. Но не бывало в нашей прежней действительности: днем человек занимался хозяйственной деятельностью в райкоме, а по ночам летал в другие галактики перенимать партийный опыт. Чудачкава, видимо, закончил бухгалтерские курсы в глубокой юности; следовательно, умеет считать, если учился на совесть, но драчлив и пишет с ошибками. Спрашивается: зачем в меня влюбилась Ничайкина, раз она критикесса и лесбиянка? Какую роль сыграл в их жизни мордоворот? Где они познакомились и составили преступный заговор? С кем крутит шашни Ничайкина: с Частисветовой или с Чуждой? Обе для меня — женщины-загадки! Что за намек проскользнул, будто Ничайкина и есть желанная бабка Марфа? В ее номере, по крайней мере, нет самогонного аппарата. Но за какие заслуги так честил и хвалил ее покойный Чернилов в дневнике?» Страшная догадка обожгла мозги детектива: критикесса и есть искомый Батон, отсюда — ее хлебобулочная бисексуальность — черная и белая, — по ее приказу Д. Р. Сковородкин ввел Чернилову смертельную инъекцию самогона. Непроясненной для следствия оставалась лишь роль Частисветова, удравшего в горы, глухонемой горничной, хранившей мешок соли с песком на пятом этаже, и самого Частникова. Кто он — осторожный друг или безумный враг?