Началось испытание моей смекалки.
Глава 21
Первый его вопрос, обращенный ко мне, прозвучал вполне обыденно:
— Извините, вы кто такая?
Тон был достаточно вежлив, но и скрывавшаяся за ним враждебность сомнений не вызывала. На бесцеремонность старика я решила ответить в том же духе и выпалила:
— Тот же самый вопрос я могла бы адресовать и вам.
Судя по выражению его физиономии, он не поверил в мою неосведомленность.
— Вы не знаете, с кем говорите? — прошипел он.
— Не знаю, — сказала я. — Но если вы здесь — самый главный, а похоже, что это именно так, то прикажите всей этой публике отойти подальше. Хватит с меня неприятностей с планером в воздухе, а тут еще ваши люди, кажется, вознамерились его доломать.
Он пропустил мою просьбу мимо ушей.
— Здесь не аэропорт, — сурово заявил он. — Зачем вы здесь и кто вы такая?
— Меня зовут Маргарет Барлоу, — отчеканила я. — И я здесь потому, что совершила вынужденную посадку. Что-то там заело в рычагах управления.
У меня на секунду перехватило дыхание — пожелай они проверить мои слова, им достаточно было подвигать элероны или руль, и тут же выяснилось бы, что все в полнейшем порядке.
— Нельзя ли от вас позвонить в аэропорт, чтобы они прислали тягач и забрали планер? Улететь отсюда на нем я не смогу. А пока, если я вам не помешаю, я просто посижу и подожду. — Я озабоченно взглянула на часы. — О, боюсь, что я оторвала вас от ленча.
Он молча продолжал сверлить меня недоверчивым взглядом. Затем, к моему удивлению, складки его обрюзгшего лица сложились в хитрую улыбку.
— Мой ленч начнется через несколько минут, и, надеюсь, вы составите мне компанию. Я — Джаконелло, миссис Барлоу, Альфонс Джаконелло.
Слова его прозвучали не как приглашение, а как приказ. Холуи тут же ринулись к нему, чтобы помочь сесть в кресло, после чего молча покатили хозяина вверх по рампе в замок.
Я вздохнула с облегчением. Забросив ранец с парашютом в кабину планера и захлопнув плексигласовый колпак, я сказала:
— А теперь, быть может, кто-нибудь соизволит проводить меня к телефону?
Некий немолодой тип, судя по дорогому костюму и начальственной осанке — не то мажордом, не то личный секретарь Джаконелло, выступил вперед и сказал:
— Прошу следовать за мной, мадам.
Мы поднялись по мраморным ступеням и попали в гигантский зал. То была копия римского атриума, обширная, как церковь, и высотою в несколько этажей. Стены — из итальянского мрамора, полы выложены римской мозаикой. С высоченного потолка смотрели фрески эпохи Ренессанса. Далее секретарь провел меня в комнату отдыха при дамском туалете, украшенную зеркалами и мрамором. Такой холл сделал бы честь самому дорогому отелю. Там стоял телефон без диска. Мера предосторожности, чтобы служащие не названивали своим друзьям по всему миру. Я подняла трубку, и тотчас же из недр замка послышался изысканно вежливый голос телефонистки. Она мгновенно соединила меня с аэродромом, после чего я снова последовала за величественным секретарем Джаконелло, который ждал меня в коридоре.
Мы миновали несколько просторных гостиных с хрустальными люстрами и зеркальными стенами, затем прошли через широкую галерею, увешанную произведениями прославленных французских импрессионистов, и наконец попали в гигантский обеденный зал, где темные панели были украшены оленьими головами с изумительными рогами — охотничьими трофеями.
Длинный стол красного дерева, за которым свободно могли разместиться тридцать шесть персон, был сервирован сейчас для двоих. Джаконелло уже восседал в массивном кресле во главе стола. Второй прибор для меня поставили так, чтобы нам удобно было беседовать, не мешая друг другу управляться с едой. За обоими креслами стояло по лакею. На них были белые бриджи и расшитые золотом белые фраки с эполетами с золотой бахромой. Едва я уселась, как мне был мгновенно подан ленч на изумительной посуде с изображением сцен средневековой охоты. Хрустальные винные кубки стояли на массивных золотых подставках.
Усевшись, я пробормотала приличествующие случаю слова благодарности за гостеприимство. Джаконелло выслушал их молча, разглядывая меня слезящимися глазами, лишенными всякого выражения. Тогда я стала нахваливать еду, и тут он, словно очнувшись, злобно рявкнул: