«Он будет угрожать мне адвокатом, и к тому же американским адвокатом», — подумал Жан-Пьер Фушру. Поэтому он счел более благоразумным пойти на мировую.
— Ну конечно. Я благодарю вас за сотрудничество. Должен сказать, что редко встречаются свидетели, столь внимательные к деталям и нюансам, как вы. Сказывается, видимо, практика литературного анализа.
В свое последнее замечание он не вложил ни малейшей иронии, поэтому его удивила реакция американского профессора.
— Моя область — не литературный анализ, а теория критики, комиссар, — бросил он в ярости, направляясь к двери. — И так как к концу этого месяца мне как раз необходимо закончить статью, я не могу позволить себе терять время, особенно когда со мной нет моих помощников… — Он уже схватился за ручку двери, но, передумав, обернулся к поднявшемуся было Жан-Пьеру Фушру и ехидно добавил: — О, теперь я вспомнил. Вчера вечером на лестнице, поднимаясь в свою комнату, я заметил секретаршу мадам Бертран-Вердон.
— Жизель Дамбер? — уточнил комиссар.
— У нее не было другой, насколько я знаю. И она выходила из комнаты мадам Бертран-Вердон.
Выпустив эту отравленную стрелу, профессор Рейнсфорд скрылся, оставив комиссара сбитым с толку неожиданным поворотом разговора.
Глава 12
Выйдя из кафе, Жизель не нашла в себе сил идти дальше и опустилась на ту самую скамейку, на которой утром она сидела вместе с Эмильеной. Декорации сменились — резкий зимний свет уступил место ватным сумеркам. Прямо перед ней тускло светила лампочка, висящая над входом в здание вокзала. Сразу за скамейкой начиналась густая мгла Вокзальной улицы, которую через равные промежутки рассеивал искусственный свет муниципальных фонарей. Напротив освещенных окон гостиницы-ресторана чернел пустой дом, его несуразный силуэт угрожающе возвышался на фоне сада, в глубине которого угадывался разрушенный сарай.
Жизель казалось, что она угодила в ловушку. Она вся дрожала, разрываясь между необходимостью вернуться в «Старую мельницу» и желанием отправиться в Париж, в свою квартирку, чтобы хоть немного прийти в себя. Мелькнула мысль: Катиша наверняка обидится, что хозяйки нет уже вторую ночь подряд. У кошки были собственные — в основном неблаговонные — способы выражать свое неудовольствие… Доведенная до полного изнеможения, умственного и физического, Жизель уже ничего не чувствовала. Даже холода. У нее была только одна мысль: поскорее вернуть утерянные тетради. Для этого ей нужно было найти сумку. И только внештатный работник знает, где она. Но никто не знает, где найти этого самого работника. Она не хотела даже думать о других возможностях и успокаивала себя мыслью о том, что стоит только дождаться возвращения Альбера, и все будет в порядке. Она даже серьезно подумывала провести ночь здесь, на этой скамейке, чтобы не пропустить его.
«Эти тетради прокляты», — подумала она. Скольких жизней они уже стоили! Ей было горько вспоминать свою радость от неожиданной находки и живейшее чувство признательности к Эвелине, с того света давшей ей новый стимул, заставивший приняться за работу. Жизель усердно расшифровывала странички, с обеих сторон и даже на полях заполненные неразборчивым почерком Марселя Пруста. В этих переплетенных в молескин тетрадках находилось подтверждение ее гипотезы о преемственности текстов, о том, что ключевой эпизод «Утраченного времени» был перенесен из раннего автобиографического романа, а не является позднейшей вставкой, как думали все исследователи до недавнего времени. Юный аристократ, единственный прототип беглянки Альбертины,[25] много раз упоминался в авторских пометках и на полях. Эвелина завещала Жизель то, с чем та могла произвести революцию в изучении Пруста и обеспечить свое научное и университетское будущее.
Как же она была наивна, заговорив об этом с Аделиной Бертран-Вердон! Но она и не подозревала, насколько председательница Прустовской ассоциации вероломна и двулична. Она очень хорошо помнила их первый разговор на эту тему. Аделина непринужденно спросила ее между двумя административными просьбами-приказаниями:
— Ну, Жизель, как продвигается диссертация?
— Нормально, только предпоследняя тетрадь 1905 года оказалась немного сложной для расшифровки, — рассеянно ответила она.
Аделина резко подняла голову от вороха бумаг на столе и повторила пугающе медленно:
— Предпоследняя тетрадь 1905 года… Но ее нет в архиве Национальной библиотеки!
— Нет, я работаю с ней у себя дома, в частном порядке.
25
Героиня «В поисках утраченного времени», прототипом которой исследователи считают шофера и секретаря Пруста Альфреда Агостинелли (1888–1914).