Жизель не собиралась продолжать, но она еще не знала Аделину. Скорчив капризную гримасу, та стала настаивать, льстить, намекнула, что может помочь с расшифровкой непонятных мест, и не отставала до тех пор, пока однажды холодным мартовским утром Жизель не принесла ей одну тетрадь. И тогда, увидев расчетливое и алчное выражение, на секунду сменившее невозмутимую маску, которую ее начальница поспешно натянула обратно, она должна была догадаться, какой оборот примут события.
— Да, в самом деле, с первого взгляда это и правда можно принять за записи Марселя Пруста, — осторожно заметила Аделина. — Но сейчас столько фальшивок… Надо проконсультироваться с экспертом. Где вы нашли это, Жизель? Вы говорили об этом с кем-нибудь из вашего окружения?
— Я собиралась сообщить моему научному руководителю, профессору Вердайану, но он все время в разъездах, его невозможно застать.
— Это даже неплохо, дорогуша, — продолжала Аделина, постукивая по подбородку накрашенным и отточенным ногтем. — Гийом, конечно, очень мил, но, вы знаете, у него свои заскоки. С другой стороны, кто-нибудь вроде Филиппа из издательства Мартен-Дюбуа может нам помочь их опубликовать.
— Я бы предпочла сначала защитить диссертацию, — слабо пискнула Жизель, ошеломленная непредвиденным развитием событий.
— Послушайте, дорогуша, диссертации защищают все, — сказала Аделина, поочередно выбиравшая три разные темы для своей диссертации, но так ни разу и не преодолевшая второй страницы вступления. — Зато мало кому посчастливится опубликовать неизданные документы, — добавила она тоном, каким обычно бранят непослушного ребенка. — Я посмотрю, что тут можно сделать.
Она схватила бесценную тетрадь и исчезла раньше, чем Жизель сообразила, что произошло.
Бесспорно, с этого утра отношения между двумя женщинами изменились. Аделина применяла к Жизель тактику контрастного душа: разговаривала с ней то как с лучшей подругой, то как с прислугой, и Жизель не могла понять, от чего зависят эти перепады настроения.
Вплоть до вечера, когда она сама позволила Аделине украсть тетради. В начале сентября Жизель с некоторой опаской сообщила Аделине, что закончила диссертацию и собирается отдать ее профессору Вердайану с просьбой назначить дату защиты. Вопреки ее ожиданиям Аделина не стала ее высмеивать, поздравила и попросила только показать ей «остальные тетради». Жизель сомневалась достаточно долго, чтобы Аделина догадалась, что попала в точку.
— Я могла бы также прочитать ваш труд до того, как вы отдадите его своему научному руководителю, — любезно предложила она. — Вы же знаете, у меня наметанный глаз на опечатки. Послушайте, давайте я подвезу вас до дома сегодня вечером.
Это был первый и последний раз, когда Аделина Бертран-Вердон очутилась в квартирке на улице Плант. Реакция Катиши была настолько яростной — шерсть дыбом, бешеные глаза и злобное шипение, — что ее пришлось запереть в спальне на все время визита.
— У вас прелестная мебель, — отметила Аделина. — Естественно, она бы лучше смотрелась в более просторном помещении. Это все фамильное?
— Не совсем. От старой подруги.
— Понимаю, — кивнула Аделина. — Могу поспорить, что эта старая подруга и указала вам, где находятся тетради, — пробормотала она себе под нос.
— Эвелина знала Селесту, — коротко ответила Жизель.
— Эвелина?
— Эвелина Делькур. Она… она умерла в прошлом году.
При звуке любимого имени сразу вспомнилось напудренное лицо, голубые глаза, очаровательная улыбка «приемной бабушки», и у Жизель на секунду затуманились глаза и перехватило дыхание.
— Эвелина д’Элькур. Кажется, мне знакомо это имя, — начала Аделина, не обращая внимания на волнение Жизель. — Она, случайно, не из рода д’Элькуров де Курбуа?
— Не думаю, — мягко сказала Жизель. — Она была учительницей музыки.
— А-а, — протянула Аделина, разом потеряв интерес к незнатной особе. — Значит, здесь вы работаете. Покажите мне все, Жизель.
И Жизель по глупости открыла секретер, вынула тетради и показала Аделине шестьсот напечатанных страниц диссертации. Та, прищелкнув языком, с горящим взором расположилась на диване.
— У вас есть копни?
— Тетрадей, конечно, нет, но вся диссертация у меня в компьютере…
— Это очень разумно, Жизель. Но с другой стороны, это чистое безумие — хранить рукописи здесь. О, я не говорю уже о краже со взломом, в этом квартале, так близко к пригороду… Но вы отдаете себе отчет, что бумага может испортиться, что чернила могут поблекнуть от слишком яркого освещения? К тому же у вас кошка, и так легко может что-нибудь случиться! Нет, в самом деле, это очень неосмотрительно — хранить тетради в подобных условиях… Если бы вы сказали мне об этом раньше, — добавила она обиженным тоном, — я бы сразу же предложила вам положить их в мой сейф…