Невеселая улыбка исказила его черты в ответ на удивленный возглас, который Жан-Пьер Фушру не успел удержать.
— Я вижу, вам знакомо это имя…
Да уж, действительно. Вся Франция знала не только имя, но и лицо, и голос грозной начальницы телеканала «Культура». Наверное, не всегда легко чувствовать себя принцем-консортом.
— Матильда брала у Аделины интервью о шедеврах французской литературы и потом пригласила ее к нам на вечеринку. Так я увидел ее впервые. — Филипп Дефорж замолчал, вспоминая их первую встречу. — Она была такая веселая, такая живая… И за словом в карман не лезла. Рядом с ней я чувствовал себя таким молодым… Некоторое время спустя она позвонила мне на работу по поводу одного из своих литературных проектов. Мы много раз обедали вместе. Я приходил к ней на улицу Сент-Ансельм. Так родился «Справочник истинного прустоведа»…
Жан-Пьер Фушру оценил стилистический оборот и терпеливо ожидал продолжения. Филипп Дефорж со вздохом заговорил снова:
— Но думаю, все это не слишком вас интересует. Я только хотел поставить вас в известность о моих… гм… отношениях с Аделиной, пока вы не узнали об этом из других источников.
— Вы развелись не так давно…
— От вас ничего не скроешь, комиссар. Вообще-то окончательное решение было оглашено месяц назад.
— Это давало вам большую свободу действий, — подытожил Жан-Пьер Фушру, все же плохо себе представляя, зачем молодой еще женщине, какой была Аделина, сочетаться законным браком с этим невзрачным шестидесятилетним мужичонкой, годившимся ей в отцы. — Расскажите мне, если это не слишком мучительно для вас, где и когда вы в последний раз видели мадам Бертран-Вердон.
— Здесь, вчера вечером.
Филипп Дефорж приложил пальцы с покрасневшими фалангами к внезапно закрывшимся глазам и продолжил очень усталым голосом:
— У нас был ужин для членов совета, и к нам присоединился профессор Рейнсфорд. Ужин закончился в десять часов вечера, и все разошлись по своим комнатам.
— И вы не встречались с мадам Бертран-Вердон… позже?
— Нет, — быстро ответил Филипп Дефорж, покраснев как школьник. — Аделина очень устала и дала мне понять, что не желает, чтобы ее… гм… гм… беспокоили. Последний раз я видел ее здесь, в столовой гостиницы, вместе с профессорами Вердайаном и Рейнсфордом и виконтом де Шареем.
— Вы в этом уверены? — настаивал комиссар, давая ему возможность изменить последние показания.
— Совершенно уверен, — подтвердил Филипп Дефорж. — Я первым вышел из-за стола по знаку Аделины. Она хотела закончить пораньше.
Он машинально потер пальцы левой руки о правую ладонь и добавил:
— Если вы мне позволите сделать то же самое сейчас, я буду вам очень благодарен…
В его тоне появились умоляющие нотки, а нервные движения рук выдавали растущее беспокойство.
У Жан-Пьера Фушру не было сил продолжать расспрашивать уже третьего человека, за последние несколько часов сообщившего ему, что именно он первым покинул пиршественный стол, за которым последний раз в своей жизни председательствовала Аделина Бертран-Вердон.
Он тоже устал. Именно поэтому он не дал воли воображению и не стал развивать возникший перед его мысленным взором образ Януса, увидев, как Филипп Дефорж удаляется с чуть менее согбенными плечами и более легкой поступью, чем можно было ожидать от безутешного любовника, сраженного потерей своей ненаглядной. Двуликий Янус, наделенный Сатурном необыкновенной способностью созерцать одновременно прошлое и будущее.
Глава 14
Тоненький ломтик луны освещал строения фермы, где ютилась семья Тесандье. Это была одна из невзрачных ферм в Босе,[28] скучным прямоугольником торчавшая посреди плоского пшеничного поля, простиравшегося вокруг до самого горизонта. Альбер поклялся себе выбраться отсюда при первой же возможности. Ему только что исполнилось восемнадцать лет, и для него все средства были хороши, чтобы отложить немного денег и добраться до Парижа. Это будет первым этапом большого пути, который должен стать путешествием вокруг света. В тот вечер он за кругленькую сумму подрядился играть на гитаре на деревенских танцульках, и содержимое конверта, заботливо убранного в мотоциклетную сумку, в воображении уже унесло его в Лондон и даже Ливерпуль.
У Альбера были рыжие волосы, свежий цвет лица и возбужденные глаза молодого спаниеля. Насвистывая, он на полной скорости вписался в знакомый поворот на дорогу, ведущую к ферме его родителей, когда неожиданно его ослепили фары встречной машины, и мотоцикл, описав дугу, приземлился на гравий вместе со своим седоком. Альбер упал ничком, содрав локоть в кровь. Голова гудела, несмотря на шлем, который вроде должен был защитить его в случае падения.