А ведь верно, никакого оружия поблизости не было.
– Мы не должны ничего трогать, – сказал Хейдок. – Я звоню в полицию.
Он взял трубку, как можно короче изложил факты, затем положил трубку на место, подошел ко мне и сел рядом.
– Хуже некуда. Как он тут оказался?
Объяснив, я спросил слабым голосом:
– Это… это убийство?
– Похоже на то. А что же еще? Удивительное дело. Интересно, у кого был зуб на старика? Конечно, я знаю, что он не пользовался популярностью, но людей редко убивают из-за неприязни. И вот нате…
– Есть одна очень любопытная деталь, – сказал я. – Сегодня днем мне позвонили и вызвали к умирающему прихожанину. Когда я пришел туда, встретили меня с крайним удивлением. Больной выглядел значительно лучше, чем несколько дней назад, а его жена категорически отрицала, что звонила мне.
Хейдок свел брови на переносице.
– Это наводит на размышления… да еще какие. Вас убрали с дороги. Где ваша жена?
– Уехала в Лондон на целый день.
– А горничная?
– На кухне… в противоположной части дома.
– А это говорит о том, что она, вероятнее всего, не слышала, что происходит здесь. Гиблое дело… Кто знал, что Протеро собирается к вам сегодня вечером?
– Он во всеуслышание объявил об этом на всю деревню сегодня днем, когда мы стояли на улице.
– То есть об этом знала вся деревня? Хотя они и так узнали бы. Известно, кто был настроен против него?
Мне сразу вспомнился Лоуренс Реддинг, бледный, с выпученными глазами. Ответить мне помешали шаги в коридоре за дверью.
– Полиция, – объявил мой друг и встал.
Нашу полицию представлял констебль Хёрст. Вид у него был важный, но при этом слегка встревоженный.
– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался он с нами. – Инспектор прибудет с минуты на минуту. А пока я буду следовать его указаниям. Как я понимаю, полковник Протеро был найден мертвым – его убили в доме викария…
Он замолчал и устремил на меня полный холодного подозрения взгляд, на который я ответил с подобающей в этой ситуации озабоченной невинностью.
Констебль передвинулся к письменному столу и объявил:
– Ни к чему не прикасаться до приезда инспектора.
Для удобства читателей я прилагаю план комнаты.
Полисмен достал блокнот, послюнил карандаш и выжидательно посмотрел на нас обоих. Я повторил свою историю о том, как обнаружил тело. Записав все – на это ушло некоторое время, – констебль обратил свой взор на доктора.
– Доктор Хейдок, что, по вашему мнению, стало причиной смерти?
– Выстрел в голову с близкого расстояния.
– А оружие?
– Не могу точно ответить на этот вопрос, пока не извлеку пулю. Но должен сказать, что, по всей вероятности, пуля была выпущена из пистолета малого калибра – к примеру, из «маузера» двадцать пятого калибра.
Я вздрогнул, вспомнив наш вчерашний разговор и слова Лоуренса Реддинга. Полицейский констебль тут же впился в меня своим ледяным, бесстрастным, как у рыбы, взглядом.
– Вы что-то сказали, сэр?
Я покачал головой. Какие бы ни были у меня подозрения, они всего лишь подозрения, поэтому я буду держать их при себе.
– Когда, по-вашему, произошло это трагическое событие?
Доктор поколебался мгновение и ответил:
– Я бы сказал, что этот человек мертв более получаса. Но точно не дольше.
Хёрст повернулся ко мне.
– Горничная что-нибудь слышала?
– Насколько мне известно, ничего, – ответил я. – Но лучше спросите у нее.
В этот момент прибыл инспектор Слак, две мили от Мач-Бенхэма он проехал на машине.
Об инспекторе Слаке я могу сказать немногое, а именно то, что вряд ли найдется другой человек, столь решительно восстающий против своей фамилии[15]. Этот темноволосый мужчина с цепким взглядом черных глаз отличался неугомонностью и энергичностью, а его манеры – грубостью и крайней властностью.
Он ответил на наши приветствия коротким кивком, взял у своего подчиненного блокнот, внимательно прочитал написанное, тихим голосом обменялся парой фраз с констеблем, затем подошел к телу.
– Как я понимаю, тут все уже заляпали и передвинули, – сказал он.
– Я ни к чему не прикасался, – сказал Хейдок.
– Я тоже, – сказал я.
Инспектор некоторое время сосредоточенно смотрел на вещи, расставленные на столе, и изучал лужицу крови.
– О! – не без торжества воскликнул он. – Вот то, что нам надо. Часы опрокинулись, когда он повалился на стол. Это дает нам точное время преступления. Двадцать две минуты седьмого. Доктор, когда, говорите, наступила смерть?
– Я сказал, примерно полчаса назад, но…