— Ну что вы, — пробормотал он смущенно. — Мы не хотим наживать капитал на несчастье.
— Полно, — сказал я. — Используйте заголовки. Это случилось на съезде Эй-Би-Эй. Книготорговцам это очень поможет, и они начнут проталкивать книгу. Подумайте только: «Смерть в Эй-Би-Эй».
Я вспомнил сетования Азимова, его обязательство написать книгу под названием «Убийство в Эй-Би-Эй». Клянусь, я так старался распутать происшествие, что у меня в этот миг даже мелькнула мысль, не подстроил ли его Азимов, чтобы заиметь сюжет или разрекламировать свою книгу.
(Совершенная чушь. Я говорил Дэрайесу, что нелепо оставлять эту фразу, но он настаивает, потому что уверяет, что он именно так подумал. Если ему так хочется выглядеть придурком, это его дело.
А. Азимов.
Я не знаю, почему Азимов считает, что он выше подозрений. Заинтересованный читатель может задуматься над тем, не пишет ли он эту книгу в тюремной камере.
Дэрайес Джаст.
Ну что ж, даже если это ослабит напряженность сюжета, должен заявить, что пишу эту книгу не в тюремной камере, а в своем кабинете.
А. Азимов.)
— Я полагаю, книга действительно лучше разойдется, — нерешительно проговорил Том, — но мне это безразлично.
14. Генриетта Корвасс. 19.45
Гости на приеме заполнили две большие комнаты и коридор между ними. Я знал, наверное, не более одного из каждых десяти присутствующих, но мне казалось, что буквально каждый здоровается со мной. Я стал знаменитостью, приобретя большую известность от того, что обнаружил труп, чем от своих четырех книг (не считая пятой, готовившейся к печати).
Я все больше мрачнел, переходя от группы к группе и думал о том, что бесполезно искать иголку в стоге сена, и вдруг, примерно без четверти восемь, услышал ее голос, повернулся в этом направлении и увидел ее. Я присоединился к группе людей, среди которых она стояла, и в конце концов мне удалось встретиться с ней глазами. Она мгновенно узнала меня, но тут же отвернулась. Я протиснулся к ней и легонько потрогал ее за локоть. Когда она обернулась я сказал так тихо, что практически никто не мог расслышать:
— Мне надо поговорить с вами.
— О чем?
— Это очень важно, — ответил я все так же тихо.
— Пол поводу… — она не закончила фразу, но это внезапное молчание было столь же красноречивым, как если бы она договорила.
— Да, — сказал я. — Выйдем из комнаты. Мы не можем говорить здесь.
Она пошла за мной. Я рассчитывал пройти во внутренний дворик, но и там за маленькими столиками сидели участники приема. Я подвел ее к невысокой бетонной ограде, окружающей ресторан, подтянулся и сел на нее, болтая ногами.
— Ужасная история, — проговорила она. — Совсем не нужная реклама. Попадет во все газеты.
— Об этом я ничего не знаю, Генриетта. Отель примет все меры, чтобы замять шумиху.
— Ведь объявить о случившемся пришлось мне.
— Такая у вас работа.
— Но мне это не нравится.
— Согласен. Не нравится. Но, судя по вашему виду, вам не нравлюсь я, только потому, что сообщил вам о происшедшем. Мне это тоже не нравится. Интересно, понравилось бы вам войти туда и…
— Замолчите! — К моему удивлению, она готова была расплакаться. Я замолчал, выжидая, заплачет или сдержится. Она не заплакала и спросила:
— Для чего мы сюда пришли?
— Послушайте, он был моим другом. Вчера вечером он не хотел идти с вами, помните? Я заставил его пойти, и именно поэтому он не смог взять в гардеробе пакет, который ему был нужен, и попросил меня это сделать, а я… не смог выполнить его просьбу. Теперь для меня важно убедиться в том, что это не привело к его смерти.
— Как мог пакет иметь столь важное значение?
— В нем были ручки. Джайлс всегда пользовался ручками со своей монограммой, и он забыл их дома. Я не принес пакет вовремя, и он писал автографы единственной ручкой, которая у него была с собой, а в ней кончилась паста, и это вывело его из равновесия. Если бы он не разволновался, он мог бы пойти на ленч книготорговцев и писателей. Но поскольку он был вне себя: он поднялся в свой номер, решил принять душ, чтобы поостыть, и, видимо, упал. Так что в каком-то смысле вина лежит на мне.
— Если дело обстояло так, то чем я могу помочь?
— Я просто хочу знать все, что произошло вечером.
— Мне, собственно, нечего рассказывать. Мы поехали на телевидение и записали передачу.
— А как он вел себя во время записи?
— Самым примерным образом. Очень хорошо говорил. Эту передачу покажут через три недели, приурочат ко дню выхода книги. Если у них котелок варит, прокрутят раньше. Я не удивлюсь, — добавила она с горечью, — если они покажут ее завтра утром, пока съезд еще продолжает работу.