- Мне об этом неизвестно.
- Вэлиэры показывали нам отрывки из книги, и они произвели хорошее впечатление на нашего главного редактора. Я тоже читала и просто в восторге.
"И я от тебя тоже в восторге", - подумал я. Она мне показалась такой симпатичной, что я готов был отдать свою пишущую машинку - не самую новую, - лишь бы забыть о Джайлсе и пригласить Нелли пообедать. Но в тот момент Джайлс был на первом месте, и "проект Нелли" пришлось отложить.
- Что ж, прекрасно, но все же цыплят по осени считают. Посмотрим, понравится ли моя книга вам и вашему издательству, когда она будет закончена. Пока же не согласитесь ли вы ответить на несколько вопросов?
- Какого рода?
- Вы вчера были в зале, когда Дивор и Азимов надписывали автографы...
- Да, Азимов - один из наших выдающихся авторов.
(Она не употребляла прилагательного. Очень характерно для Айзека, что он сам его вставил.
Дэрайес Джаст.
Она очень часто употребляла его в разговорах со мной. Чрезмерный буквализм - не самый лучший путь к истине.
Айзек Азимов.)
- Я знаю. Но меня интересует Дивор. Мне известно, что вы дали ему ручку.
- Да, там такое творилось! Вы тоже там были?
- Нет.
- Тогда позвольте мне рассказать вам, что произошло. - Она была первой, кто сам пожелал говорить на эту тему.
- Пожалуйста.
- Я пришла туда главным образом ради Азимова, - начала она. Проследить, чтобы ему хватило экземпляров и чтобы все шло гладко. Случайно я посмотрела на Дивора, и, боже мой, у него был совсем другой вид. Казалось, что его что-то мучает. В его ручке кончилась паста, но по какой-то причине Тереза Вэлиэр, которая помогала ему, не имела запасных. Но потом он обменялся ручками с мужчиной, который стоял перед ним. Как будто все было в порядке, и вдруг возник новый кризис - паста и во второй ручке тоже кончилась.
Дивор был в полной прострации. Он сидел неподвижно, на лице страдание, а Тереза просто убежала. Очередь остановилась, и я видела, что Азимов начал нервничать и встал с места. Я же за него отвечала! Поэтому я подбежала к Дивору с ручкой - у меня их было полно.
Он взял ее автоматически, как будто мысли его витали неизвестно где, и начал писать. Однако через пару секунд он остановился и тихо прошипел: "Она красная".
Оказывается, я дала ему шариковую ручку с красной пастой. Это был уже третий кризис. Я сказала: "Не беспокойтесь, поклонникам нравятся красные автографы".
И он снова принялся писать.
К тому времени вернулась Тереза с ручкой, но она уже была не нужна. Дивор продолжал писать красной. Но когда он закончил, то швырнул мою ручку в стену и ушел, не сказав ни слова - так он был раздражен. Хорошо еще, что он не швырнул мне ручку в лицо.
А через два часа он умер, и я... Постойте, ведь это вы его нашли?
- Да. Но не в этом дело. Что вы собирались сказать?
- Просто мне пришло в голову, не оттого ли он упал в ванне, что был так взволнован и, может быть, моя красная ручка была последней каплей.
- Все считают себя виноватыми. Факт таков, что его ручки были у меня, и я их ему не принес. Так что больше всех виноват я. Вот что, Нелли, подумайте, не показалось ли вам, что его волновали не ручки, а что-то другое?
Она подумала, потом печально покачала головой:
- Если и была другая причина мне она неизвестна.
- Ну ладно, еще один вопрос: вы не видели, кто привел его в зал?
- Я даже не видела, когда он вошел.
Я стоял нахмурившись. Никто не видел, что он вошел с женщиной. Кто же мне сказал об этом? И вдруг я вспомнил. Совершенно внезапно. Я видел лицо, я слышал голос. Мне сказала об этом гардеробщица. Когда Джайлс без номерка пришел спросить ее о пакете, его торопила женщина, которая его сопровождала. Я даже вспомнил, как ее назвала гардеробщица.
11. ДОРОТИ. 16.25
Я взглянул на часы - почти половина пятого - я помчался на второй этаж, боясь, что уже упустил гардеробщицу, видевшую Джайлса с женщиной. Я влетел в гардероб, растолкал несколько человек, стоявших у стойки, и, едва переведя дух, спросил:
- А где гардеробщица?
- Я гардеробщица, - сказала пожилая, приятного вида женщина с белоснежными волосами, в очках с металлической оправой. На пластинке, приколотой у нее на груди, значилось "Дороти".
- Не вы, а другая. Крашенная блондинка с толстыми руками, в подсвеченных очках, нос дергается, не помню, как ее зовут...
Дороти улыбнулась, без труда узнав оригинал нарисованного мною портрета:
- Это Хильда. Она уходит в четыре.
- Вы знаете, где она живет?
- Нет, - ответила она неодобрительно.
- Подождите! - воскликнул я. - Мне надо задать вам один вопрос. Есть ли здесь в отеле женщина, которую вы и Хильда называете Перчик?
Она снова улыбнулась:
- Конечно.. Это.. - Потом спохватилась и сказала: - Не знаю, о чем вы говорите. Я занята.
Но я уже умчался. Это была знакомая женщина, которую знали и она, и Хильда, маленькая и острая на язык, чем и заслужила свое прозвище. Скорее на шестой этаж, еще нет пяти часов.
12. САРА ВОСКОВЕК. 17.00
Кабинет Сары был пуст. В приемной сидела миловидная секретарша негритянка, которая сказала, что Сара должна скоро вернуться, и предложила мне подождать.
Было примерно 5 часов, когда я услышал в коридоре дробный стук высоких каблучков Сары. Она вошла, увидела меня, остановилась и испуганно спросила:
- Что-нибудь случилось, Дэрайес?
- Мне надо поговорить с вами.
- Можете подождать, пока я кое-что доделаю?
- Вы потом будете спешить домой?
- Нет, если это нечто важное.
- Важное.
- Тогда подождите, пожалуйста.
Секретарша ушла, и наконец Сара вышла в приемную, закрыла дверь, опустила шторы и показала мне жестом на свой кабинет.
Я сел на диванчик, она продолжала стоять.
- Вам известно, что персонал в отеле называет вас Перчик?
- Да, случается, - ответила она равнодушно. - Кто вам это сказал?
Я игнорировал ее вопрос:
- Вы слышали, как Джайлс Дивор с ненавистью упоминал мое имя?
- Да.
- Однако это было не во время надписывания автографов. Там возле него находились три человека - Айзек Азимов, Тереза Вэлиэр и Нелли Гризуолд, и ни один из них этого не слышал.