— Что его задерживало?
Дворецкий вздохнул, настала минута, которой он дожидался.
— Посетитель, сэр.
— Кто был этот посетитель?
— Не могу сказать, сэр. Раньше я его не видел. И вряд ли он принадлежал к тому кругу джентльменов, каких я впускал в этот дом. Он был неряшливо одет и полон решимости увидеть мистера Верекера. Когда я сказал ему, что мистера Верекера нет дома, он сунул ногу в дверной проем и ответил, что не уйдет, пока его не увидит.
— Его поведение было угрожающим?
Дворецкий задумался.
— Пожалуй, нет, сэр. Да нет, не угрожающим! Он был очень любезным, хотя и весьма нелепо. Стоял и улыбался. У меня создалось впечатление, что он под хмельком. Я уже собирался позвать Мэтью — лакея, сэр, — чтобы он помог мне выставить этого человека, и тут мистер Верекер стал спускаться по лестнице, собираясь уезжать.
— В вечернем костюме?
— Совершенно верно, сэр. Мистер Верекер спросил, в чем дело. Этот незнакомец продолжал улыбаться, я бы сказал — очень странным образом в данных обстоятельствах, и через несколько секунд сказал очень дружелюбным тоном: «Для меня тебе лучше быть дома, старина». Это его подлинные слова, и они поразительно подействовали на мистера Верекера. Мистер Верекер был румяным, но тут он побледнел, остановился, держась за перила, и уставился на него.
— Мистер Верекер выглядел испуганным?
— Я бы не сказал, сэр. На мой взгляд, он был очень сердит и удивлен.
— Помните, что он сказал?
— Он молчал, сэр, пока незнакомец не сказал, что если они немного побеседуют наедине, то можно будет избежать многих неприятностей. Тогда мистер Верекер кашлянул и велел мне впустить этого человека. Я, конечно, впустил, мистер Верекер отвел его в свою комнату и закрыл дверь.
— Долго они находились там вдвоем?
— Пока мистер Верекер не вышел из дома, сэр, вместе со своим посетителем. Пробыли они там минут двадцать или полчаса.
— Что происходило между ними? Они ссорились?
— Вряд ли это можно назвать ссорой, сэр. Незнакомец ни разу не повысил голоса, хотя я невольно слышал, как мистер Верекер несколько раз переходил на крик. Видимо, этот человек хотел денег, потому что мистер Верекер несколько раз сказал: «Ты от меня не получишь ни единого пенни!»
— Слышали, как он говорил еще что-нибудь?
— Почти ничего, сэр. Несколько раз повторялось слово «негодяй», и мистер Верекер один раз произнес очень громко: «Так ты думаешь, что можешь запугать меня?» Но что ответил тот человек, не знаю, он все время говорил тихо. Вскоре мистер Верекер как будто успокоился, и я не мог расслышать, что он говорит. Но без десяти восемь они оба вышли из библиотеки, и, проходя, мистер Верекер обругал меня за то, что я открыл дверь тому человеку. Я решил, что ему что-то испортило настроение. Тот человек был очень дружелюбен и, казалось, посмеивался. Он сказал, что мистер Верекер может подвезти его, а мистер Верекер бросил на него такой взгляд, что я поразился, хотя привык к переменам его настроения. Я видел, что он ненавидит того человека, и, думаю, с трудом согласился взять его к себе в машину. Но, так или иначе, взял. Незнакомец уютно устроился, а мистер Верекер плотно сжал губы. Вот таким, сэр, я видел мистера Верекера в последний раз.
Суперинтендант спокойно выслушал этот рассказ.
— Узнаете вы того человека, если увидите снова?
— Думаю, да, сэр. Наверное, должен узнать улыбку и голос. Внешность у него совершенно неприметная.
— Очень хорошо. Не знаете больше ни о ком, кто мог приходить к мистеру Верекеру в субботу?
— Мистер Верекер был у себя в конторе до полудня, сэр, во второй половине дня никто не приходил к нему в дом. Он ушел в четыре часа и вернулся незадолго до семи. В шесть часов позвонила мисс Верекер, но мне было велено отвечать всем, что его нет в Лондоне. Я так и ответил.
— Знаете, почему мистер Верекер отдал это распоряжение?
— Тут не было ничего необычного, сэр. Он весь день был не в духе, а в таком настроении никогда не хотел никого видеть и ни с кем говорить — особенно это касалось его родственников.
— Понятно. Еще один вопрос: знаете, какие планы были у мистера Верекера на вечер субботы?
— Нет, сэр! Мистер Верекер всегда был скрытным. По его костюму я решил, что он пообедал в городе до того, как уезжать, но куда или в каком обществе, не представляю.
— Спасибо. Я вас больше не задерживаю.
Дворецкий поклонился и повернулся к Джайлсу:
— Прошу прощения, сэр, но в связи с этим неожиданным происшествием среди штата слуг возникло мнение, что все очень неопределенно. Я не знаю, оставлять ли их…
— Это будет решать наследник, — любезно ответил Джайлс. — Пока что пусть все остается по-прежнему.
— Как скажете, сэр, — произнес Тейлор и ушел.
Ханнасайд подождал, пока он скроется из виду, потом спросил:
— Что из его рассказа привлекло ваше внимание, мистер Каррингтон?
— Почти ничего, — пожал плечами Джайлс. — Думаю, было бы неплохо, если бы вы нашли этого подозрительного незнакомца, но мне кажется, это был какой-то неопытный шантажист. Хотите первым делом открыть сейф?
— Да, пожалуйста. И против шофера была выказана какая-то враждебность. Или это лишь предохранительная мера?
— Видимо, понемногу то и другое, — ответил Джайлс, распахивая бросающуюся в глаза дверцу в панельной обшивке возле камина и обнажая стальной сейф. — Слуги постоянно готовы защищаться от любых возможных обвинений — даже в том, — добавил он с горечью, — что они разбавили водой виски. Вот, пожалуйста.
Суперинтендант подошел, и они вместе просмотрели содержимое сейфа. Ничего относящегося к делу там не оказалось, были только акционерные сертификаты, банковская книжка и несколько частных писем. Когда суперинтендант ознакомился с ними, Джайлс положил их обратно и закрыл дверцу.
— Посмотрим в письменном столе, — сказал он, подходя к нему и усаживаясь во вращающееся кресло.
— Вы привезли завещание? — спросил Ханнасайд.
Джайлс вынул из внутреннего кармана бумаги и передал ему. Суперинтендант сел по другую сторону стола, разложив хрустящие листы, а Джайлс искал на кольце ключ от выдвижных ящиков.
Суперинтендант прочел завещание, осторожно положил его на стол и сдержанно сказал:
— Значит, наследниками являются Кеннет и Антония Верекер, они получают равные доли состояния Арнольда Верекера после того, как будут выплачены долги.
— Да, — подтвердил Джайлс, просматривая бумагу, взятую в одном из ящиков. — Это так.
— То есть смерть Арнольда Верекера приносит им очень значительную выгоду.
— Я не могу так сразу сказать, насколько велико личное состояние Арнольда. Около шестидесяти тысяч фунтов.
Суперинтендант посмотрел на него.
— А пакет акций рудника?
— Он, — ответил Джайлс, кладя пачку бумаг на одну из стоп, которые разложил на письменном столе, — из-за отсутствия у Арнольда детей мужского пола переходит к Кеннету по условиям завещания его отца. Я подумал, что вы захотите увидеть его, поэтому привез копию.
— Спасибо, — сказал Ханнасайд, протягивая руку. — Я очень признателен. Вы сберегли мне много времени, мистер Каррингтон.
— Не за что, — ответил Джайлс.
Суперинтендант, хмурясь, прочел завещание Джеффри Верекера.
— Очень странный документ, — заметил он. — Похоже, остальным его детям завещается только личное состояние отца — и даже оно делится между ними четырьмя. Как это понять, мистер Каррингтон?
— Он не такой странный, как представляется, — ответил Джайлс. — Мой дядя был помешан на компании «Шен-Хиллз майн». В его время она не была таким громадным концерном, как сегодня. Дядя верил в нее и создал частную компанию для управления ею. Она должна была расширяться и ни в коем случае не уходить из семьи. Поэтому он оставил свой пакет акций Арнольду с переходом прав к его старшему сыну, если у него будут сыновья, а если не будет, то Роджеру и его наследникам, или, в случае смерти Роджера без законного наследника мужского пола, Кеннету. Его личное состояние достигало тридцати трех тысяч фунтов и в то время представляло собой более значительное наследство. Оно должно было делиться поровну между четырьмя детьми. Но через несколько лет после смерти дяди его вера в возможности «Шен-Хиллз» оправдалась благодаря открытию на одном из участков богатейшего месторождения доломита, если вам интересны технические подробности. Арнольд флотировал рудник как государственную компанию — и вы прекрасно знаете ее нынешнее положение. Пакет акций Арнольда стоит, видимо, около четверти миллиона.