— Ладно, я заеду вечером и приму кое-какие меры, — пообещал Джайлс. — А пока что суперинтендант Ханнасайд хочет задать тебе несколько вопросов.
— Я только хочу узнать о ваших передвижениях в субботу вечером, — любезно сказал Ханнасайд.
— Знаю, только Джайлс говорит, что вы не поверите ни единому слову из моих показаний. Но я убежден в том, что вы не сможете ничего в них опровергнуть. Если у вас есть хоть крупица разума, то не станете и пытаться. Просто арестуете мою сестру, и все тут. Я нахожу ее поведение крайне подозрительным. Более того, девушка, которая заключает помолвку с такой тварью, как Мезурье, заслуживает повешения. Джайлс, что скажешь о нем?
— Я его почти не знаю. Постарайся не отвлекаться от сути.
— А я считаю его занудой, — откровенно заявил Кеннет.
Ханнасайд терпеливо произнес:
— Можно выслушать показания, которые я не смогу опровергнуть?
— Простите, я забыл о вас на минутку, — сказал Кеннет и, усевшись на не заваленный бумагами угол письменного стола, поведал с неожиданной выразительностью о своих передвижениях в субботу.
— Вот и все, — заключил он, сунув руку в карман за обшарпанной пенковой трубкой. — Моя невеста говорит — это такая дрянная история, что вы должны ей поверить. Она должна знать. Прочитывает примерно по семь детективов в неделю, так что в преступлениях разбирается.
Ханнасайд испытующе посмотрел на него.
— Мистер Верекер, вы не помните, в каком кинотеатре были, или хотя бы на какой улице он находится, или о чем был фильм?
— Нет, — ответил Кеннет, доставая клеенчатый кисет, и под осуждающим взглядом дяди стал набивать трубку.
— Это говорит об очень скверной памяти, так ведь?
— Об отвратительной, — согласился Кеннет. — Но вам кто угодно скажет, что память у меня дырявая.
— Меня удивляет, что при такой памяти вы смогли так точно перечислить, что делали в тот вечер.
— О, я вызубрил это наизусть, — ответил Кеннет, беря трубку в зубы и засовывая кисет в карман.
Суперинтендант Ханнасайд обычно не выказывал удивления, но этот изобретательный ответ лишил его дара речи. Паузу заполнил неторопливый голос Джайлса:
— Прошу тебя, не старайся быть остроумным. Что ты имеешь в виду?
Чарлз Каррингтон, успешно забывший о трубке, наблюдал за Кеннетом с бесстрастным интересом.
— Да, — спросил он, — что ты имел в виду?
— Именно то, что сказал, — ответил Кеннет, зажигая спичку. И продолжил между затяжками: — Вчера вечером после ухода Джайлса мне пришло на ум, что нужно постараться не забыть, что я делал в субботу. Поэтому я записал все и выучил наизусть на тот случай, если память мне откажет.
Суперинтендант, оправясь от потрясения, сурово спросил:
— Помните вы хоть что-то из того, что делали, или просто доставляете мне удовольствие цитированием?
— Конечно, помню, — раздраженно ответил Кеннет. — Невозможно повторять и повторять сагу, не запомнив ее. Может, вы хотите спросить, не выдумал ли я все это? Разумеется, нет! Я бы придумал что-нибудь получше. Что-нибудь поистине блестящее. Собственно говоря, мы с сестрой состряпали отличную историю, но решили не прибегать к ней по причине умственного напряжения. Если что-то придумываешь, то непременно забываешь какие-то подробности и тебе приходится несладко.
— Рад, что вы это понимаете, — сухо сказал Ханнасайд. — Ваша память способна вернуться к третьему июня?
— А сегодня какое? — спросил Кеннет, готовый помочь, но осторожный.
— Сегодня, мистер Верекер, девятнадцатое.
— Тогда вряд ли. Смотря что нужно вспомнить. Нет, если хотите спросить, что я в тот день ел на завтрак, выходил ли на прогулку или…
— Я хочу спросить, помните ли, что написали единокровному брату письмо с просьбой дать или одолжить пятьсот фунтов.
— Я написал его третьего числа?
— Вы помните, что написали это письмо, хотя не помните даты?
— Ну да, — ответил Кеннет. — Я бранил себя за это письмо с тех пор, как узнал об убийстве. Джайлс, разве я не говорил тебе, что этот мерзавец сохранил мое письмо?
— Помните, что написали ему второе письмо — предположительно получив его отказ послать вам какие-то деньги?
Кеннет нахмурился:
— Нет, боюсь, что не помню. Я написал еще одно письмо?
Суперинтендант раскрыл блокнот и достал из него лист бумаги.
— Это не оно, мистер Верекер?
Кеннет подался вперед, чтобы заглянуть в него, и расхохотался.
— О господи, да! Прощу прощения! Я совершенно о нем забыл.
— Вы со злости написали единокровному брату, что вам доставит громадное удовольствие свернуть ему шею…
— Гнусную шею, — поправил Кеннет.
— Да, вы употребили слово «гнусную». Ваше желание было таким сильным, что вы написали о нем, а потом совершенно об этом забыли?
— Забыл о том, что написал, — ответил Кеннет. — О желании свернуть ему шею не забывал. Не настолько плохая у меня память.
— Так. То есть у вас это острое желание сохранялось?
Джайлс сделал легкий предупреждающий жест, но Кеннет заговорил раньше:
— Оно напоминало о себе всякий раз, когда я вспоминал о единокровном. Но это было только прекрасной мечтой. Я не мог этого сделать. Арнольд был так силен, что в одиночку я бы с ним не справился.
Возникла краткая пауза. Потом суперинтендант сказал:
— Понятно. Кажется, вы говорили, что собираетесь жениться? — Кеннет кивнул. — Давно вы заключили помолвку, мистер Верекер?
— Месяца три назад.
— Можно спросить, когда вы собираетесь вступить в брак?
— Думаю, что нет, суперинтендант, — сказал Джайлс, повернувшись и задев плечами облицовку камина.
— Вы должны давать своему клиенту те советы, какие сочтете нужным, мистер Каррингтон, но этот вопрос будет задан.
— Пусть спрашивает о чем хочет, — сказал Кеннет. — Не возражаю. Я ничего не имею против полиции. Я не знаю, когда вступлю в брак. У моей невесты есть религиозные предрассудки.
— Что-что? — переспросил удивленный суперинтендант.
Кеннет рассеянно махнул трубкой.
— Религиозные предрассудки. Почтение к мертвым. Она против того, чтобы «с похорон на брачный стол пошел пирог поминный». «Ромео и Джульетта», — добавил он.
— «Гамлет», — холодно поправил суперинтендант.
— Все равно Шекспир.
— То есть ваша невеста хочет отложить бракосочетание до тех пор, когда кончится траур?
— Нет. Она прекрасно знает, что я не стану носить траура.
— Мистер Верекер, вы до субботы назначали дату бракосочетания или нет?
— Нет.
— Хочу задать вам очень прямой вопрос, который не понравится вашему адвокату, — сказал Ханнасайд с легкой улыбкой. — День свадьбы не назначен из-за денежных затруднений?
— Не нужно беспокоиться о моем адвокате, — дружелюбно заметил Кеннет. — Раз все так очевидно, я не буду этого отрицать. Дело в деньгах. Моей невесте не нравится квартира в задней части дома на третьем этаже. Хотя теперь, со смертью Арнольда, этот вопрос отпадает.
— Конечно, — уверенно согласился Джайлс. — Такая квартира далеко не дом на Итон-плейс.
Кеннет вынул изо рта трубку.
— Пусть все сразу будет ясно. Ничто не заставит меня жить в этом шикарном особняке или хотя бы в похожем на него! Это окончательно, и можешь передать это Виолетте вместе с моими поздравлениями.
— Хорошо. А где ты собираешься жить?
— Там, где живу. Если Виолетта хочет жемчужных ожерелий, парчовую постель и «роллс-ройс», она их получит, но это все. Я категорически отказываюсь менять свои привычки. — Кеннет встал и откинул локон со лба. — Еще можешь сказать ей, — продолжил он, и глаза его ярко вспыхнули, — что эти руки, — он раздвинул пальцы вытянутых рук, — стоят больше всех паршивых денег Арнольда, и когда память о нем исчезнет в веках, люди все еще будут говорить обо мне!
Чарлз Каррингтон посмотрел на Ханнасайда: как тот воспринял эту неожиданную вспышку. Ханнасайд пристально смотрел на Кеннета, не произнося ни слова. Кеннет с вызовом смотрел на своих собеседников.