— Это не помешает ему сделать то, что он считает своим долгом.
— Да, но не думаю, что я в числе его подозреваемых, — сказала Антония. — Он был больше настроен против Кеннета, пока не появился Рудольф. Кстати, я никак не могу прийти к решению относительно Рудольфа.
— Выходить за него или нет? Давай помогу.
— О нет, дело не в этом! Собственно говоря, — добавила она откровенно, — я не удивлюсь, если он расторг помолвку. Знаешь, вчера вечером он был сильно раздражен. Вот что я имела в виду.
— Тони, ты знаешь его лучше, чем я. Не похоже, что он это сделал.
— Да, но я не совсем уверена. Не думала, что он почему-то так разволнуется. Я видела его в опасном положении всего один раз: как-то из боковой улицы на большой скорости выехал грузовик. Рудольф был спокоен и рассудителен. Отчасти поэтому я и влюбилась в него. Обычный человек нажал бы на тормоза, и грузовик бы в нас врезался, но он лишь прибавил газу, описал громадный полукруг, а потом продолжил начатую фразу.
На Джайлса это не произвело впечатления.
— Самый большой дурак из моих знакомых превосходно водит машину, — заговорил он. — Одно дело не терять головы за рулем, совсем другое, когда перед тобой, так сказать, маячит тень виселицы. Мне кажется, у твоего утонченного молодого человека, говоря попросту, не хватило бы духу это сделать.
— Я в этом не уверена, — сказала Антония, нисколько не обидясь на уничижительный отзыв о своем женихе. — Его мать была иностранкой — по крайней мере наполовину, потому что не то ее отец, не то мать были итальянцами — и у Рудольфа иногда проявляется горячая кровь. Ярость у него бывает неукротимой. От таких людей можно ожидать чего угодно. Конечно, та версия, которую он изложил, может быть верной, хотя, признаю, кажется неубедительной. Но, с другой стороны, она может быть шедевром низкой хитрости. Как и моя. Видишь ли, говоря так, я хитрю.
— Да, мне это приходило в голову, — согласился Джайлс.
— И Кеннет тоже хитрит, — продолжала его кузина. — Не говорит ни да, ни нет, потому что отчасти, думаю, наслаждается, отчасти считает бессмысленным говорить, что он не убивал Арнольда. Естественно, он должен это сказать. Но вот, Джайлс, что я думаю. — Антония сделала паузу, нахмурилась и, когда он вопросительно посмотрел на нее, заявила серьезным тоном: — Если убил Кеннет, я готова прозакладывать все до последнего гроша, что его никто никогда не уличит.
— Тони, я не стал бы этого делать.
— А я бы стала. Обычно убийцы попадаются из-за того, что совершают какую-то глупость или оставляют какую-то важную деталь на волю случая. Кеннет никогда так не делает.
— Моя дорогая девочка, Кеннет безнадежно небрежен.
— Нет-нет! В тех делах, какие считает неважными, возможно, но когда заинтересован в чем-то или считает что-то стоящим, тайком сосредотачивается на этом, по словам Мергатройд, как наш дед, — не Верекер, а другой. Кстати, ему следует идти на похороны?
— Да, конечно. Необходимо.
— То же самое говорят Мергатройд и Виолетта. Кажется, это единственное, в чем они хоть раз достигли согласия. Но Кеннет отказывается. Говорит, это будет дурно с художественной точки зрения. Однако я передам ему твое мнение.
Метод сообщения этой информации был характерен для нее и бестактен. Выйдя из машины у входа в извозчичий двор незадолго до четырех часов, Антония взбежала по лестнице к парадной двери и прямиком направилась в студию. Не смущаясь присутствием не только Виолетты Уильямс, но и Лесли Риверс, которая, свернувшись калачиком на диване, наблюдала за работой Кеннета, а также высокого, белокурого мужчины лет тридцати с небольшим, курившего у окна сигарету, она выпалила:
— Дознание было отвратительным, так что ты ничего не потерял. Но Джайлс считает, Кеннет, что тебе необходимо появиться на похоронах. Привет, Лесли! Привет, Филипп, я тебя не заметила. Собак кто-нибудь прогуливал?
— Да, я прогуляла, — спокойно и серьезно ответила Лесли. — Ты же меня просила.
— Хорошо, спасибо. Джайлс говорит, ты можешь взять подобающий костюм напрокат.
— Могу, наверное, только не возьму, — невнятно пробурчал Кеннет, сжимая зубами кисть. — Будь добра, выпроводи этих людей. Они думают, что пришли на чай.
— Тогда они вполне могут остаться, — сказала Антония.
— Это смутный инстинкт гостеприимства или просто безразличие? — спросил Филипп Куртене.
— Безразличие. А вы, собственно, зачем пришли?
— Из любопытства. Более того, дорогая, меня допрашивал похожий на девчонку полицейский, задавая нескромные вопросы о личной жизни Арнольда. Очень рад, что я вовремя отказался от должности секретаря.
— Что ж, по крайней мере дом на Итон-плейс был более или менее терпимым, когда ты там был, — сказала Антония. — Как себя чувствует Мод? И ребенок?
— Спасибо, оба вполне здоровы. Мод передает привет.
— Да расскажите же нам! — сказала Виолетта. — Что хотел узнать этот детектив?
— Тайные грешки Арнольда. Я намекнул, что от последующих секретарей ему было бы больше проку, но выяснилось, что после моего ухода на этой должности дольше пяти недель никто не задерживался, так что тут надеяться было не на что.
Кеннет вынул кисть изо рта.
— Последующие секретари — это хорошо, — заметил он. — У Арнольда была любовница?
— Наверное, их было немало, но точно не знаю. Я не настолько в курсе его личной жизни.
— Я не совсем понимаю, — сказала Виолетта, не сводя глаз с Филиппа. — Полиция подозревает crime passionnel?[5]
— Мотив «он причинил ей зло», — сказал Кеннет, щурясь на холст. — Какие низменные умы у полицейских!
— Шантаж, — ответил Куртене, поискал взглядом пепельницу и наконец выбросил окурок в окно. — Главной темой моего разговора с полицейским были семьдесят фунтов и сомнительный незнакомец. Я, к сожалению, не мог пролить на это свет.
— Возражаю! — заявил Кеннет. — Я не потерплю, чтобы сомнительные незнакомцы вмешивались в семейное преступление. Это снижает весь стиль произошедшего, бывший до сих пор высоко художественным, в каких-то отношениях даже изысканным. Можешь идти, Мергатройд, чаю никто не хочет.
— Говорите за себя, мастер Кеннет, и другим дайте такую возможность, — ответила Мергатройд. Она, как всегда, решительно вошла в студию и беспощадно убирала со стола лишние вещи. — Так, мисс Тони, вижу, вы вернулись. А где мистер Джайлс?
— Он не придет. Кстати, он сказал, что Кеннету непременно надо пойти на похороны.
— Это ему могли сказать и другие. И приличный черный костюм, — загадочно изрекла Мергатройд.
— Да ну вас к черту. Я не пойду.
— Пойдете, мастер Кеннет, и даже будете самым близким родственником на похоронах. Не кладите свои отвратительные мокрые кисти на скатерть и не ставьте вонючий скипидар.
— Кеннет, — произнесла Лесли Риверс, — можно мне взять этот набросок?
Он взглянул на нее, жесткий взгляд его блестящих глаз смягчился.
— Возьми.
— Спасибо, — сказала она.
— Не следует раздавать наброски, — заметила Виолетта, нечаянно услышавшая этот разговор. — По-моему, это легкомысленно. Со временем они могут стать очень ценными.
— Кого это волнует? — спросил Кеннет, вытирая кисти.
Лесли покраснела и пробормотала:
— Прошу прощения. Я не подумала.
Он ласково улыбнулся, но промолчал. Виолетта поднялась и, разглаживая юбку, снисходительно обронила:
— Разумеется, дорогая, это не относится к такой старой знакомой, как ты. Разлить чай по чашкам, Тони, или предпочитаешь сделать это сама?
— По мне, разливать может кто угодно, — равнодушно ответила Антония. — Мергатройд, хлеб тоже будет не лишним. Я пойду принесу.
Она вышла, а через несколько секунд за ней в кухню последовала Лесли и жалобно воскликнула:
— Я ненавижу ее, ненавижу!
Антония и Мергатройд сразу поняли, о ком речь. Мергатройд с мягким стуком положила буханку на доску для резки хлеба.
— Надо же! — сказала она. — Изображает хозяйку в нашей квартире. Красивая? Так вот, красивый тот, кто ведет себя красиво, а карим глазам я никогда не доверяла и никогда не буду, причина для этого у меня есть.